Елена Арсеньева - Повелитель разбитых сердец

Теперь о деле. Тетрадь и все остальное лежат в надежном месте. Наверное, ты миллион раз видел это место из бывшего моего окошка. Вспомни, как туда однажды улетел Аськин индийский шарф и мы с тобой пытались его добыть. Именно под той штуковиной, с которой ты снял шарфик сестры, и находится то, о чем идет речь. Посмотри внимательно, и ты увидишь, что в одном месте лист жести немного поцарапан. Там и ищи. Только будь осторожен и не свались, как в прошлый раз. Меня уж не будет рядом, чтобы поймать тебя, а лететь-то высоко!

Как видишь, все просто. А ты думал, в этом «таинственном письме» будет начерчен целый план с перекрещенными костями и черными метками? Увы, я безнадежно прозаичен, ты знаешь. Единственное, почему я прибегнул к столь романтическому способу сообщить тебе все эти сведения, это, повторюсь, опасение, что излишняя доверчивость и доброта твоей сестры и моей жены могут иметь роковые последствия для нас всех. Я просто не хочу, чтобы особа, в которой я подозреваю силу губительную, страшную, добралась до тайны, которая принадлежит даже не нашей семье, а двум великим странам – России и Франции.

Да, вот так высокопарно и торжественно!

Макс, прости и ты, если это письмо покажется тебе взбалмошным и невразумительным. Я, повторяю, все же не верю, что оно последнее в моей жизни. Все еще кажется, что избудется беда над Россией, все воротится, станет как прежде, что мы увидимся, обнимемся, выпьем твоего любимого шампанского, поговорим и выскажем друг другу все то, что так глупо выглядит на бумаге.

Dum spiro, spero [42]. Надейтесь и вы, мои дорогие, мои родные.

Прощайте. Вечно любящий вас Алексей Борисоглебский.

Итак, я наконец-то собралась это сделать. Ползаю по террасе и выдираю осточертевшие уродливые будылья. Голову мне прикрывает огромная соломенная шляпа, найденная в амбаре. На руках нитяные перчатки, рядом стоит плетеная корзина, уже наполненная сорной травой, а в руках у меня секатор. Реквизит вполне привычный: примерно с таким же я привожу дома в порядок наш палисадник, только вместо секатора обычно беру цапку. Здесь ничего подобного не нашла, ладно, и секатор сойдет.

Между прочим, я взялась за работу не только из любви к порядку. Ничто так не успокаивает, как ковырянье в земле. Правда, терраса каменная, но это уже детали.

Я смотрю на потрескавшиеся плиты, но вижу не их, а нечто совсем другое. И в куче пожухлой травы, которую я запихиваю в корзину, тоже вижу другое. Это – странно окаменевшая, очень стройная, словно бы выточенная, загорелая ножка.

Там, на дороге, я не могла увидеть большего: из раскаленной на солнце машины ударило таким жутким запахом, что я едва не лишилась сознания тут же, на обочине. Полицейский сердито прикрикнул:

– Отойдите, мадам!

И я беспрекословно повиновалась: бочком-бочком обошла столпившуюся на шоссе группу и шатаясь побрела к Мулену. Меня никто не остановил, не задержал. Может быть, в моих показаниях не было нужды, может быть, они еще будут опрашивать жителей окрестных деревень. Но какой с меня толк? Правда, я смогу сказать, что видела этот красный «Рено» и раньше, но не заметить его на холме над Муленом не смог бы только слепой. Наверняка о нем и другие жители Мулена расскажут. А вот про то, что «Рено» стоял около отельчика в Фосе, вряд ли кому-то здесь известно. Я скажу об этом непременно. Если спросят, конечно.

Слышен рокот мотора. Потом машина притормаживает, и я слышу раскатистый мужской голос:

– Бонжур, Николь!

Приподнимаюсь, чтобы развеять недоразумение, однако машина, темно-зеленый «БМВ», уже свернула к соседнему дому. И машина, и раскатистый голос мне знакомы. Тем паче я знаю, что в соседнем доме живет Жильбер – тот самый, у которого был роман с Жани. Ого, я уже стала завзятой муленской сплетницей!

Эта мысль слегка поднимает мне настроение. К тому же терраса очищена и уже приобрела весьма цивилизованный вид. Поэтому я иду на задний двор, боязливо покосившись на крепко запертую дверь погреба, высыпаю мусор под забором, уношу реквизит в сарай. По-хорошему, надо бы взять грабли и подгрести сухую траву, которая устилает задний двор, но сейчас у меня на это уже нет сил.

Чем бы еще заняться? Ну, таким, необременительным…

Включаю телевизор, но там все про то же: известный корсиканский сепаратист Иан Колона заявил, что не имеет никакого отношения к самоубийству Жана-Ги Сиза (а почему бы он должен иметь?); скандально известная модель Марта Эйзесфельд разорвала контракт с фирмой «Барклай Саву», лицом которой она была, и заявила, что намеревается открыть для себя Америку – будет пробоваться в Голливуде на роль императрицы Жозефины в новом сериале о Наполеоне; в Авиньоне открывается ежегодный театральный фестиваль – на сей раз зрителям будут представлены самые разные видения знаменитой трагедии Расина «Федра»; дождя в ближайшие недели не предвидится, от жары умирают люди, правительство вновь призывает беречь воду… А потом начинается «крим».

Мне нравятся французские детективы. Они классные, профессиональные, напряженные, к тому же французская актерская школа находится на очень высоком уровне. Однако сейчас я просто не могу видеть трупы еще и на экране.

Выключаю телевизор и какое-то время бесцельно брожу по комнатам, томясь бездельем. А, я знаю, что сейчас сделаю! Погуляю по Мулену. Мне надо вынести мусор, а контейнеры стоят в двух кварталах от меня, около бывшей мэрии. Вот и совмещу полезное с приятным.

Некоторое время брожу по совершенно пустым, пышущим жаром улицам (по-моему, после вчерашнего вымораживания в погребе меня никакая каникюль не возьмет!) и вдруг вижу, что из-за невысокой каменной ограды за мной кто-то наблюдает. Притаился и наблюдает!

Только собираюсь похолодеть от страха, как соображаю, что это мой знакомец Зидан. Опять попалась на ту же удочку! А за кустами виднеются фигуры зверей. Кстати, почему бы мне сейчас не зайти и не посмотреть на них поближе, как я собиралась? Хозяйка-то уехала! Дорога пуста: никто не увидит, если я прошмыгну на минуточку в чужой садик.

Ничего себе, между прочим, садик! Только с дороги он кажется небольшим, а на самом деле вполне приличный и спускается к узенькой речке. Наверное, в хорошее время она выглядела более внушительно, но этим летом все неистово сохнет. И фигуры зверей, разбросанные там и сям среди деревьев на склоне, ведущем к речушке, выглядят обескураженными: дескать, шли на водопой, а воды-то и нет!

Великолепный участок. Просто чудо! Присаживаюсь на каменную скамью, повитую плющом.

Как замечательно будет тут Филиппу, когда он подрастет. Просто царство чудес! Какой молодец Гийом, который поставил тут скульптурки зверей. За это ему можно простить даже жуткого Зидана. Наверное, он мечтал о детях, которые будут бегать между скульптурами. В принципе, без разницы, родила Жани ребенка от него или от Жильбера. Главное, что Филипп будет носить фамилию Феранде, жить в этом доме, играть на этом склоне, плескаться в этой речке и гладить улыбчивые морды этих диковинных зверей.