Елена Арсеньева - Твой враг во тьме

Доктор хихикнул, и неприятный предмет исчез из ладони. Опять зашелестела одежда, а потом Лёля почувствовала шершавое прикосновение простыни к телу.

– Ладно, отсыпайся, – проворчал доктор. – Знаю, что ты слышишь каждое слово, так что запомни: все, что сейчас было, – только твой сон. Бред, бредятина. У тебя давно не было мужика, нестерпимо захотелось потрахаться – с кем попало, хоть бы и с незнакомым доктором! – вот и родились такие горячечные видения. А когда откроешь глазки, поймешь, что ничего не было! Кстати, проснешься – первым делом съешь все, что в этих термосах. И выпей хлористый кальций – столовую ложку после еды. – Он побулькал чем-то. – Вот здесь будет стоять бутылочка, и если я увижу, что ты ни к чему не прикоснулась… смотри, как бы твои бредовые видения не стали еще бредовей!

Зашаркали шаги, потом хлопнула дверь.

Лёля лежала не шелохнувшись. Она чувствовала: доктор не ушел, он стоит за дверью, подслушивает. Может быть, даже наблюдает в какой-нибудь «глазок».

Наконец всем своим напряженным существом, обратившимся в слух, Лёля уловила легкий отдаляющийся шелест. Уходит… ушел!

Приподняла с усилием веки, повернула голову. Точно – на двери «глазок». И десяток таких же «глазков» на потолке. Только кажется, будто это лампочки: на самом деле чужие глаза, глаза, глаза!

Кто наблюдает за ней? Зачем она здесь? И где – здесь?

Или и впрямь она еще в больнице, а вокруг – та жуткая галлюцинация, которую Лёля испытывала после укола, когда привиделось, будто ее замуровали в египетской пирамиде? Она слышала, как с отчетливым, крахмальным скрежетом вокруг нее с необычайной быстротой вырастают красные кирпичные стены…

Но ведь красные!.. А здесь все бело. Да где же она?!

Некоторое время ехали молча. Македонский, насколько успел узнать Самурай, вообще был не говорлив. «А об чем говорить?» – как выразился тот Филя. Самурай думал… а вот подумать ему было «об чем»!

– Расслабься, – бросил вдруг Македонский, словно бы прочитав эти его тайные мысли. – Мне ничего такого насчет тебя сказано не было. Тебе, как я понял, тоже?

– Откуда знаешь?

– Ну, милый! – развел руками Македонский. – Не первый год замужем! Разве не понял, почему я не поехал на лифте, а спустился пешочком?

Самурай кивнул. Понял, конечно… Если бы Самурай получил задание убрать ведущего, лучший момент трудно было бы сыскать. Но, идя по лестнице, Македонский мог видеть все, что происходит в холле, и, если бы партнер изготовился к стрельбе по открывшемуся лифту, уж как-нибудь успел бы его опередить!

– Значит, нас будут кончать при расчете, – сказал номер первый так спокойно, словно вел речь о погоде.

И Самурай постарался ответить в тон:

– А думаешь, будут?

– Да уж конечно. Мы статисты, но статисты опасные. У нашего шеф-директора, еще когда желал нам успеха, это прямо на морде было написано: прощайте, мол, родные, прощайте, друзья!

– Да брось! – не поверил Самурай. – Хочешь сказать, ты с самого начала знал, что мы запланированы ? А почему же не дернул, пока было время? С той нашей подготовительной базы вполне можно было сорваться!

– И что? – дернул плечом Македонский. – Все равно нашли бы рано или поздно. Жить под прицелом… Нет, знаешь ли, насмотрелся я на этих, которых мы с тобой валили. Помню, работал одного… Денежек, видать, столь нахапал, что уже из ушей лезут. Купил весь пентхауз в отеле. Автомобиль бронированный, кортеж, пятое-десятое. Охрана! А от смерти не откупился. Подлетели мы на вертолете, изрешетили все его стеклянное гнездышко да еще из гранатомета для надежности шандарахнули. Не нам был чета мужик, а все равно и к нему прилетело . И к нам прилетит .

– Нет, ну как-то же можно… – Самурай не находил слов. – Затеряться, уехать, скрыться!

– Можно, – покладисто кивнул Македонский. – У тебя, я слышал, семья?

Самурай похолодел. Об этом не знал никто. Он понимал, какую берет на себя ответственность, когда скрыл это даже от шеф-директора, который в «Нимб ЛТД» был чем-то вроде отца-настоятеля с правами духовника. И все же скрыл… Нет, выходит, не скроешь!

– Откуда прознал? – спросил глухо, тая надежду, что это вульгарный блеф, что его просто берут на пушку. Теоретически ведь у каждого может оказаться семья!

– Все знают, – усмехнулся Македонский. – Таких дурней мало, чтоб еще целую связку с собой на тот свет тащить, вот все и знают. Они-то волки одинокие, не нам чета.

– Не нам? – переспросил Самурай. – Погоди-ка, ты…

– Да, вроде тебя, – хмыкнул Македонский. – Только у меня дела еще хуже. У меня одна девулька, шестой годок, сирота. То есть будет сирота, как я понимаю, – и очень скоро. Со здоровьем у нее неважно… Я устроил ее у одних людей, которые мне по гроб жизни должны. Да нет, не деньги. Жизнь должны! Поэтому я за дочку спокоен. Был спокоен… А теперь думаю: как бы не добрались до моей девочки, если я вздумаю в бега удариться. Ну а если…

– Если ты им подставишься, они ее не тронут, так, что ли? – недоверчиво глянул на него Самурай.

– Хочется верить, – кивнул Македонский. – Ты, может, подумал, нас намерены убрать, чтобы полную сумму не платить? Конечно, мои сто тысяч и твои семьдесят пять – хорошие деньги, но дело не в них. Там сидят люди не мелочные, для них это тьфу, пыль. И мой аванс пребудет неприкосновенным, и твой, который ты до лучших времен оставил в сейфе у шеф-директора… Если он на них, конечно, не накупит колготок от Кардена своей куколке. – Македонский хихикнул, явно довольный своим остроумием.

Они приближались к объездной дороге. Еще каких-нибудь четверть часа езды – и окажутся на точке рандеву. На точке расчета…

И вдруг Самурай понял, что не верит напарнику. Не верит – и все! Каждое его слово было сущей нелепицей. Ведь они двое – они были лучшими в своем бизнесе. На их примерах, как принято выражаться, училось молодое поколение. И не потому только, что оба стреляли так, чтобы после них не возникало необходимости в контрольном выстреле. Не потому, что о существовании обоих милиция могла только догадываться, но никаких там фотороботов и прочего примитива в виде папочек «Дело ь…» на них не существовало и существовать не могло: они были нелегалы, невидимки, призраки. Расправиться с ними после очередного дела – это то же, что… ну, скажем, грохнуть компьютер об пол, вместо того чтобы просто дать ему команду «Завершение работы». Других таких, как Македонский и Самурай, нет и не будет в обозримом грядущем!

И еще деталь. Про них было доподлинно известно: умеют молчать. Да и что они знают о данном конкретном деле, кроме имени «кабана»… В данной ситуации точнее сказать – бывшего «кабана»? Если следовать логике Македонского, одновременно с ликвидаторами придется убирать еще несколько десятков людей – всех, кто имел отношение к «убийству века». Во всем этом нагромождении сложностей Самурай не видел никакого смысла. И в словах Македонского не было этого смысла. Врет он… только зачем? Ну, может, юмор у него такой? Мало ли – предпочитает человек оттягиваться по-черному, и что? В каком кодексе записано, что нельзя рассказывать страшилки напарнику, с которым вы только что завалили матерого рыжего «кабана»? Или… или, к примеру, Македонский сдвинулся. Крыша взяла и съехала от перенапряжения.