Сэм Борн - Праведники

— Короче… как ни крути, а все говорит в пользу того, что это письмо написали хасиды, — медленно проговорил Том. — Хотя это и выглядит полной бессмыслицей. С какого перепугу им вдруг понадобилось похищать Бет? Им?!

— Среди хасидов тоже разные люди бывают. Может, это просто псих, который по чистой случайности оказался членом этой диаспоры…

Уилл решительно потянулся к своему плащу.

— Куда это ты собрался?

— Туда, туда.

— Ты что, сошел с ума?

— Я выдам себя за репортера, каковым, кстати, и являюсь. Буду ходить, смотреть, расспрашивать. Для начала надо узнать, кто у них там главный.

— Не дури, Уилл! Почему бы тебе просто не связаться с полицией и не рассказать, что мы уже установили? Они знают, как вести себя в подобных ситуациях.

— Если я свяжусь с полицией, а те, кто ее похитил, об этом узнают, они убьют Бет. Я пойду туда сам.

— Ты что, идиот? Не понимаешь, как по-дурацки будешь там выглядеть со своим блокнотом и наивной англосаксонской рожей? Может, ты еще и клоунский колпак с собой захватишь?

— Я что-нибудь придумаю.

— У них Шаббат на носу, это же священная суббота!

— Я сказал, что-нибудь придумаю!

Уилл не стал ему рассказывать о том, что пока ему удавалось справляться с ролью частного детектива весьма неплохо. Доказательство тому — расследование убийств в Браунсвилле и Монтане. В обоих случаях ему удалось докопаться до правды, причем раньше полиции и коллег-журналистов. Теперь же он был просто обязан это сделать.

Пятница, 16:10, Краун-Хайтс, Бруклин

Первое, что он испытал, выбравшись из метро на станции «Стерлинг-стрит», было недоумение. Он оказался в классическом черном гетто. В киоске печати на самых видных местах были разложены «Эбони», «Вайб» и «Блэк хэйр», все стены по обеим сторонам улицы были разукрашены граффити в стиле хип-хоп, на углу толкалась небольшая группа подозрительного вида темнокожих подростков в камуфляжных штанах.

И лишь когда позади осталась Нью-Йорк-авеню, репортерское чутье подсказало ему, что он начал приближаться к цели. Ему стали попадаться вывески на иврите. В некоторых использовались английские буквы, но смысл разобрать было невозможно. «Шацак эмац!» — многообещающе зазывала одна из таких вывесок. Вскоре Уилл обратил внимание на слово, которое встречалось чаще других, — он замечал его то на бампере машины, то на рекламном объявлении, то в витрине магазина, то на обрывке газеты. Слово это было «Мошиах».

В какой-то момент, засмотревшись по сторонам, он едва не налетел на темнокожего громилу, который стоял на перекрестке, держа за руку маленькую девчушку и попыхивая коричневой сигареткой. Уилл растерялся. Он вышел на бульвар Эмпайр, где повсюду мелькали названия индийских ресторанчиков и то и дело сновали фургончики, украшенные национальным флагом Тринидада и Тобаго.

Неужели это и есть еврейский квартал?!

Постояв с минуту на месте, он наконец принял решение свернуть в один из переулков и углубиться в жилой квартал. Дома здесь были из серого камня или красно-бурого кирпича — симпатичные особнячки, как в старом добром Бруклине. У каждого имелось крыльцо с несколькими ступеньками и веранда. В богатых пригородах Нью-Йорка на таких верандах обычно можно увидеть кресло-качалку, забранный ажурной решеткой фонарь и, конечно, звездно-полосатый американский флаг. В Краун-Хайтсе веранды были абсолютно пусты. Лишь на одной из них Уилл увидел маленький желтый флаг с изображением короны и все тем же словом «Мошиах».

Над каждым крыльцом нависал балкон с деревянной балюстрадой. Уилл поневоле стал приглядываться. За одним из этих окон, вполне возможно, находится Бет. В какой-то момент он едва удержался, чтобы не ворваться с обыском в один из этих домов…

Уилл посторонился, пропуская небольшую группку совсем еще юных девушек, толкавших перед собой коляски. Позади бежали дети постарше. Их было никакие меньше десяти. Уилл не знал, кем были эти девушки — то ли старшими сестрами детей, то ли молоденькими мамами. Они, мягко говоря, не были похожи на своих сверстниц из других районов Нью-Йорка. У Уилла даже на секунду возникло ощущение, что он перенесся на столетие назад — во времена королевы Виктории.

Все девушки были одеты одинаково — в длинные, до пят, черные юбки и глухие блузки, полностью закрывавшие шею и руки до запястий. И еще Уилла поразили короткие, совсем не девичьи, прически и пепельный цвет волос.

Он поймал себя на том, что глупо пялится на девушек, спохватился и пошел дальше. Да, теперь он не сомневался, что пришел туда, куда надо. Уилл принялся сочинять «легенду». Предположим, он работает в журнале «Нью-Йорк» и в настоящий момент занят в тематическом проекте «Грани жизни». В каждом номере журнала будет рассказано об истории, быте и культурных особенностях того или иного национального меньшинства. И вот ему выпало написать о нью-йоркских евреях-хасидах…

Уилл вновь завертел головой по сторонам, пытаясь отыскать что-нибудь знакомое… Хоть офис какой-нибудь, что ли, куда он мог бы заглянуть, чтобы узнать, кто тут самый главный… Чем раньше ему удастся выйти на лидера здешней общины, тем быстрее он объяснит ему свою ситуацию и, быть может, получит помощь.

Увы, вокруг не было буквально ничего из того, что давно намозолило ему глаза за пределами Краун-Хайтса. Каждая вторая надпись, на которую натыкался его взгляд, выглядела шифровкой. А то, что он мог прочитать, заключало в себе непостижимый для него смысл.

«Свечи в Шаббат [12] Шаббат (в переводе с иврита — «отдохновение»; связано с корнем «швт» — «покоиться, прекращать, воздерживаться») — седьмой день иудейской недели, в который Библия предписывает воздерживаться от любой работы. прольют свет на все мироздание…

Будь готов к спасению…»

Даже на дверях супермаркета некоего Колла Това красовался таинственный философский девиз: «Все к лучшему…»

Уилл остановился у одной из витрин, стекло которой было сплошь залеплено листовками. Ему удалось до конца прочесть одну из них:

«Краун-Хайтс процветает под покровительством ребе [13] Ребе — в хасидизме — титул лидера хасидского течения. Каждая хасидская ветвь называет своего лидера ребе. Самым первым хасидским ребе был основатель хасидизма Баал Шем-Тов. Одним из самых известных — любавичский ребе Менахем Мендель Шнеерсон (1902–1994). . Уважение к имени его и ко всему поселению требует от женщин и девушек, живущих здесь или навещающих Краун-Хайтс, неизменно придерживаться правил целомудрия и благочестия, а именно:

не открывать взглядам шею ни спереди, ни сзади, ни по бокам;

не открывать взглядам руки выше запястий;

не открывать взглядам ноги выше голеней (в любых положениях);