Сэм Борн - Праведники

— Когда же, черт возьми, я все узнаю?!

— Скоро. Сегодня вечером.

— Ты точно мне расскажешь?

— Не я. Ты все узнаешь, но не от меня.

— Тиша, поставь себя на мое место. Неужели ты не видишь, как мне надоели все эти чертовы загадки?! Ты можешь говорить со мной человеческим языком?!

— Мы с тобой сейчас пойдем в Краун-Хайтс. Там ты все узнаешь.

— Мы? Мы с тобой? Ты тоже пойдешь туда?!

— Да, Уилл, я тоже пойду. Мое время пришло.

— Так, ну теперь по крайней мере я хоть что-то… — Уилл оборвал себя на полуслове, поймав напряженный взгляд Тиши. Она будто ждала от него нового вопроса. — Погоди, погоди! Что значит — твое время пришло?

— Ты до сих пор ни о чем не догадался, Уилл? Ты это серьезно?

— Не пугай меня, Тиша… Ты о чем?

Она медленно покачала головой и отвела взгляд.

— Если честно, я немного удивлена.

— Тиша! — Он невольно повысил голос. — Объясни мне, пожалуйста, о чем я должен был догадаться.

— Мне нелегко говорить об этом. Я думала, ты все поймешь сам. Когда я сказала, что мое время пришло… я имела в виду, что… мне пора вернуться в Краун-Хайтс.

— Вернуться?! В Краун-Хайтс?! К этим сумасшедшим хасидам?!

— Да, Уилл. Сама не знаю, почему еще тогда… четыре года назад ничего тебе не сказала. Все не было случая, видимо. Особенно в последние сутки… Все эти тайны, похищение твоей жены, хасиды… Но раз ты такой непонятливый, мне, видимо, придется рассказать все сейчас. Потому что я считаю, что ты имеешь право знать правду.

Уилл сел там же, где стоял, не сводя с Тиши ошарашенного взгляда.

— Ну, для начала… мое настоящее имя — Това Шайя Либерман. Я родилась в Краун-Хайтсе. Третьим ребенком в семье, где было девять детей. Ты не ошибся, когда обратился за помощью именно ко мне. Я действительно хорошо знаю этот мир. Потому что это мой мир. Мир моего детства и юности. Вот ты говоришь — сумасшедшие хасиды. Так ведь я одна из них.

Воскресенье, 18:02, Бруклин

Уилл молчал. Он сидел на диване и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он весь превратился в слух, жадно ловя все, что говорила ему Тиша. Теперь все случившееся с ними в последние сутки представало в совершенно новом свете. Да что там последние сутки… Он переосмысливал все, что было между ними еще тогда, четыре-пять лет назад. Все, что Тиша говорила или делала тогда… решительно все воспринималось сейчас иначе.

— Ты рассказывал о юных девушках, походивших на маленьких матерей. Я была одной из таких девушек. После меня в нашей семье родилось еще шестеро братьев и сестер. Сколько я себя помню, я исполняла роль маленькой матери, помогая настоящей убираться в доме, готовить еду для малышей, играть с ними. Из этого состояла вся моя жизнь.

— И что? Ты хочешь сказать, что и выглядела точно так же?

Она улыбнулась:

— Естественно. Длинное платье до пят, глухой воротник, строгая прическа, очки. Кстати, ты в курсе, что те девушки, которых ты видел, носили парики?

— Парики?

— Да-да, парики. Ты же не мог не обратить внимания, что у всех у них были одинаковые прически и одинаковый цвет волос? Это парик — шейтлс. Его носят на людях все замужние женщины, подчеркивая собственные скромность и благочестие. Свои настоящие волосы женщина может показывать только мужу.

— Ничего себе…

— Тебе это кажется странным и, возможно, даже диким. Я знаю. Но если ты думаешь, что я тяготилась всем этим, ты ошибаешься. Я любила тот мир всем сердцем. Училась, помогала родителям, нянчилась с маленькими, читала предания о Баале Шем-Тове…

Уилл изобразил на лице немой вопрос.

— Это иудейский мыслитель, основатель хасидизма. Я обожала читать про странствия мудрецов, про нищих, которые вдруг оказывались святыми и удостаивались милости Божьей.

— Так как же вышло, что я познакомился с тобой не в Краун-Хайтсе, а, мягко говоря, в совершенно другом месте?

— Ну… когда мне исполнилось лет двенадцать, если я ничего не путаю, я вдруг увлеклась рисованием. Это были, конечно, просто каракули в тетрадке, но я тратила на это все свое свободное время. И в какой-то момент — довольно скоро — я обнаружила, что делаю успехи. Меня это захватило. Но тут же возникли проблемы. Вокруг меня не было примеров для подражания. Ортодоксальные иудеи не придают особого значения живописи, и, откровенно говоря, в Краун-Хайтсе мне не на что было посмотреть. А однажды я наткнулась в семинарии на удивительную книгу — собрание репродукций с картин старых голландцев. Больше всего там было Вермера. Я выкрала эту книгу из библиотеки — вот клянусь тебе, выкрала!.. Унесла домой и спрятала под подушку. И в течение нескольких последующих месяцев, по ночам… тайком от сестер, включала фонарик под одеялом и листала, листала ее… Глаз оторвать не могла!

— И тогда твое увлечение превратилось в страсть.

— Увы, у меня почти не было на это времени. В семинарии — только учеба, без перерывов, сплошные священные тексты и зубрежка. А дома… ну я уже рассказывала: стирка, уборка, готовка и игры с малышами. От зари и до зари. К тому же у меня никогда не было своей комнаты. Я делила крохотную каморку с двумя старшими сестрами.

— Представляю себе, как тебя все это стало бесить…

— Не то слово! Я поймала себя на ужасной мысли, что мечтаю, каждый божий день мечтаю убраться из Краун-Хайтса в большой мир, где много картин и много времени, чтобы смотреть на них. Больше всего на свете мне хотелось побывать в Метрополитен-музее. Я грезила подлинниками Вермера. Впрочем, дело было не только в этом…

— А в чем, Тиша?

— Сейчас ты будешь смеяться, зная, какой образ жизни я вела все последние годы… Но дело в том, что в юности я была очень набожна и любила учиться.

— Меня совершенно не удивляет то, что ты любила учиться.

— Я была лучшей в классе. Знания давались мне легче, чем другим. Ты и представить себе не можешь, до чего запутанны священные иудейские тексты, сколько там тайных смыслов, сколько отсылок к другим книгам, сколько недоговоренностей. Это не чтение, а бесконечное разгадывание кроссвордов. Так казалось другим. Но не мне. Даже самые сложные вещи я схватывала буквально на лету. Однажды учитель сказал, что я даже умнее большинства мальчишек.

— Это была высокая похвала?

— Выше некуда! Понимаешь, в Краун-Хайтсе девочек учат только азам. Это нельзя назвать полноценным образованием. И понятно почему. В семнадцать лет ты уже женщина, тебе надо идти замуж, рожать детей, заниматься хозяйством, заботиться о муже. Мужчины же могут посещать йешиву хоть до конца своих дней и уделять занятиям столько времени, сколько им захочется. Девочке нечего рассчитывать на это. Мы должны были пройти лишь Пятикнижие Моисея и отчасти геману… ну, это сборник комментариев к священным текстам. И все.