Наталья Александрова - Ночное солнце

Подойдя к безутешной вдове, Антонина Васильевна проговорила с точно выверенной долей сострадания:

– Прими, Лена, наши соболезнования! Очень, значит, сочувствуем твоему горю…

Елена никак не отреагировала на ее слова, как будто не слышала их, даже головы не повернула. Зато квадратная женщина, державшая ее за локоть, быстро оглядела женщин подозрительным взглядом и строго осведомилась:

– С работы?

При этом глаза ее просверлили Антонину Васильевну, как два закаленных победитовых сверла просверлили бы кусок залежалого черствого сыра. Надежду она не удостоила взглядом, видимо, не считала ее опасной.

Зато сама Надежда перехватила взгляд Елены.

Впрочем, от этого не было никакого толка: Елена скользнула по ней пустым, безразличным взглядом, явно ее не узнавая. В глазах мороженой трески и то бывает больше чувства.

Надежда ничуть не обиделась: переживает женщина, страдает, ей сейчас ни до чего и ни до кого. Опять же, напилась какого-нибудь успокоительного и ничего не понимает.

– Соседи… из одного дома… – машинально ответила Антонина, невольно попятившись и опустив глаза, и тут же на ее лице проступило удивленное и обиженное выражение: она, никогда и ни перед кем не робевшая, растерялась перед этой неприятной женщиной и уступила ей стратегическую инициативу.

– Ах, соседи… – проговорила та с неуловимо презрительной интонацией и поджала узкие губы, накрашенные красным. – Если соседи, тогда ладно. Только имейте в виду – автобус у нас маленький, на всех места не хватит.

– Да мы и не собирались никуда ехать, – ответила Антонина Васильевна, начиная закипать.

– И на поминки приглашены только самые близкие! Исключительно близкие!

– Да нужны нам эти поминки! Мы здесь простимся и пойдем… у нас и времени нету…

– И никакого отпевания тоже не будет! – отчеканила квадратная женщина и отвернулась, утратив всякий интерес.

– Это кто же такая? – осведомилась Надежда, когда они с Антониной Васильевной оказались на безопасном расстоянии от Елены и ее суровой спутницы.

– Тетка ее вроде… – отозвалась Антонина, все еще переживавшая свое моральное поражение. – Или не ее, а мужа… покойного. Или не тетка, а двоюродная сестра.

– Вы же вроде говорили, что у них никакой родни нет.

– Ну, тогда и не знаю, откуда она взялась. Держится по-хозяйски, Елену стережет, как собака двор…

Надежда мысленно отметила, что на ее памяти это первый случай, когда Антонина Васильевна чего-то не знает. Ну, или хотя бы в чем-то не уверена.

В это время двери морга распахнулись, на пороге появился человек в черном костюме и деловитым голосом с умеренным оттенком дежурной скорби провозгласил:

– Родные и близкие Максима Петровича Дроздоваева, проходите для прощания!

– Опять фамилию переврали, – вполголоса проговорила Надежда. – Никогда правильно не произнесут!

Присутствующие потянулись в двери.

Квадратная женщина стояла перед самым входом и суровым взглядом просвечивала каждого входящего, словно сортировала их на чистых и нечистых. Антонина Васильевна шагнула было вперед, но затем притормозила – ей не хотелось снова сталкиваться с хамской бабой, и она ждала, когда та отойдет от двери. Но квадратная женщина стояла на месте.

Постепенно вся небольшая безутешная толпа втянулась в морг, и Антонина Васильевна, сильно прихрамывая, направилась к двери, опираясь на руку Надежды.

Но когда они уже были перед самой дверью, квадратная женщина взглянула на них, мстительно усмехнулась, проскользнула внутрь и громко захлопнула за собой дверь перед самым носом Антонины Васильевны.

И тут же за дверью лязгнул засов.

Антонина Васильевна возмущенно побагровела и запыхтела, как рассерженный еж.

– Да что же это такое… – пробормотала она.

Надежда машинально дернула дверную ручку, но злополучная дверь была заперта.

– Ну вот, – проговорила она расстроенно, – говорила же я – зря мы сюда пришли, только на хамство нарвались! Пойдемте уже домой… нас здесь явно не ждут…

– Ну уж нет! – пропыхтела Антонина. – Чтобы я ей это спустила? Не бывать такому! Мы пришли с человеком проститься – и мы с ним простимся, хочет она этого или нет! Чтобы не дать проститься – это уже не по-людски выходит…

– Да ладно вам, – пыталась отговорить ее Надежда, – мы его вообще едва знали!

– Знали или не знали – а мы просто так отсюда не уйдем! Ну, или ты можешь идти, а я непременно туда пойду! – И Антонина Васильевна демонстративно оперлась на больную ногу. На лице ее отразилось сильное страдание.

– И как же вы пройдете, если она дверь заперла? Ломать ее будете, что ли?

– А здесь непременно должен быть запасный выход! Без запасного никак нельзя, по технике безопасности!

Надежда не знала, распространяются ли правила техники безопасности на морги, но спорить не стала.

И тут она заметила чуть в стороне от главного входа неприметную металлическую дверь без всякой таблички и надписи, и даже без дверной ручки. Она вспомнила, что прошлый раз, когда приходила сюда с Еленой на неудачное опознание, она наткнулась на этот выход, блуждая по коридорам морга.

– Да, вы правы, вон там действительно запасный выход! Вы подождите меня здесь, я сначала сама проверю, чтобы вам с больной ногой зря не ходить.

Надежда усадила Антонину Васильевну на скамеечку и направилась к металлической двери.

Без особой надежды на успех она толкнула эту дверь – и, к ее удивлению, дверь подалась, и Надежда Николаевна оказалась в знакомом полутемном коридоре.

Вспоминая прошлое посещение морга, Надежда пошла по этому коридору, но все же, должно быть, снова свернула не туда, потому что оказалась в большой, ярко освещенной комнате, посредине которой на деревянных подставках стояли два открытых гроба.

Один гроб был скромный, обитый голубой тканью. В нем лежала крупная массивная старуха, с лица которой даже смерть не стерла властное и самоуверенное выражение.

Второй гроб был дорогой, из темного полированного дерева, отделанный золотистыми декоративными накладками, с тяжелыми бронзовыми ручками, обитый изнутри белым шелком. В этом гробу покоился худенький незначительный старичок, которому явно было слишком просторно и неуютно в большом и представительном помещении гроба.

Рядом, прислоненные к стене, стояли две крышки – скромная голубая и роскошная, из полированного дерева.

Надежда мысленно отметила, что покойного мужа Елены в этой комнате нет.

И еще она отметила, что дорогой гроб кто-то успел подпортить, или он был изначально бракованный – одна из бронзовых ручек косо держалась на одном шурупе.

Что за безобразие, подумала она, даже за большие деньги норовят подсунуть брак! Впрочем, ее это не касается, она тут посторонняя. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…