Марина Крамер - Хирургия мести

— Ты обижалась? — поглаживая меня по руке, спросил Матвей.

— Ты знаешь — нет. Злилась, учила в три раза больше, но не обижалась. Я ее понимала, если честно. Она не хотела, чтобы я продвигалась с помощью ее имени, чтобы кто-то мог ткнуть ей тем, что она свою дочь проталкивает. И, похоже, это было правильно. Я бы не достигла того, что имею, если бы мама меня не игнорировала.

— Словом, ты состоялась вопреки, а не благодаря, — рассмеялся Матвей, разворачиваясь в кресле и усаживая меня на колени. — Как прошло с новой клиенткой? Все никак не могу отделаться от неприятных ассоциаций.

Я вздохнула.

Матвей произнес вслух то, о чем я думала всю дорогу до дома. Дежавю. Аглая Волошина — Станислава Казакова. Предчувствие неприятностей.

— Ты не думала отказать?

— Думала, — снова вздохнула я. — Но потом поняла, что не могу. Она настроена решительно, откажу я — пойдет к каким-нибудь коновалам, но своего добьется. Не хочу постоянно думать об этом и представлять, во что превратили ее лицо. Совесть замучает.

— Деля, совесть — понятие довольно абстрактное. Подумай о том, во что может вылиться твое согласие, если окажется, что эта дамочка что-то скрывает.

— Слушай, вообще-то это все не более чем наши догадки, продиктованные неудачным опытом. В конце концов, мы тоже можем ошибаться, и ничего особенного в прошлом этой Казаковой нет. А мы, однажды ухитрившись обжечься молоком, теперь пытаемся дуть на воду, — я взъерошила короткостриженые волосы Матвея и заглянула ему в глаза. — С чего мы вообще взяли, что ей есть, что скрывать? Только потому, что понимаем, как сильно изменится ее внешность после операций? А она, между прочим, этого может и не осознавать. Захотела поправить нос, тем более что вот к этому есть все показания, уши и скулы с губами — с кем не бывает сейчас? Вокруг полно женщин, которых не устраивает их внешность. Кто-то фотографии свои до неузнаваемости обрабатывает, а кто-то более решительно действует, вот и все.

Я видела, что Матвея мои слова не убеждают, и что он против того, чтобы я бралась за операции Казаковой. Не хватало теперь из-за этого поссориться.

— Матвей, давай не будем приносить работу домой, а? — попросила я. — Так хочется хотя бы где-то не обсуждать все это.

— Мы все равно работаем над статьями и над сборником работ Майи Михайловны.

— Это другое… кстати, мне нужно пересмотреть одну мамину операцию, мы с Васильковым поспорили.

— После ужина вместе посмотрим, — сказал Матвей и вдруг захохотал: — Вот это и называется «не тащить работу на дом» — давай-ка после ужина полостную операцию посмотрим вместо какой-нибудь остросюжетки! Мы нашли друг друга…

Но я видела, что за слегка натянутой улыбкой Матвей старается спрятать свое недовольство моим решением и желание услышать, что я все-таки откажусь оперировать Казакову.

— Нет, ты мне скажи — ты тут начальница или нет? — возмущенный голос подруги заполнял весь салон машины и терзал мои барабанные перепонки не хуже соседской дрели.

— Ну, в чем дело опять?

— А в том, что твой Васильков перенес мою процедуру на неопределенный срок!

— А причины?

— Сказал, что у меня с кровью что-то.

— Ну, раз он так сказал, значит, все так и есть, спорить абсолютно бессмысленно.

— Деля, это же не операция на мозге, в конце концов! — почти взвизгнула Оксана, и я поморщилась, убирая громкость динамика:

— Это совершенно неважно. Ты что, куда-то торопишься? Мне кажется, у тебя полно свободного времени, и есть возможность сейчас пройти заодно обследование, раз уж ты лежишь в клинике. У нас современная лаборатория, если будет нужно, я к тебе любых специалистов приглашу.

— У меня денег нет, чтобы в твоей клинике обследоваться! — рявкнула она.

— А я что, о деньгах сейчас что-то говорила? Если нужно обследование — значит, мы его проведем, только и всего.

— Я не хочу становиться жертвой твоей благотворительности, неужели ты этого совершенно не понимаешь?!

Так, а вот это уже интересно.

Второй раз за эту неделю я слышу обвинения в принудительной благотворительности, о которой меня никто, видите ли, не просил.

Наверное, пора задуматься.

— Хорошо, можешь собираться и ехать домой, — устало произнесла я, проезжая под поднятый шлагбаум и направляясь к парковке для врачей. — Выписка тебе не нужна, я так полагаю.

Оксана растерянно помолчала пару минут.

— Деля, я, наверное, как-то неправильно выразилась, — извиняющимся тоном проговорила она. — Мне, конечно, и спешить некуда, и выписка не нужна, ты права… просто так унизительно знать, что у меня нет ни копейки своих денег, понимаешь?

— Я не просила тебя об этом говорить. Если я что-то делаю для тебя, то от души и не ради благодарности, и не потому, что собираюсь подчеркнуть какое-то свое превосходство. И мне, кстати, обидно, когда ты отвергаешь мою помощь вот такими хамскими репликами, — сказала я, паркуя машину на своем привычном месте.

— Деля… ну, прости меня, пожалуйста, я действительно… — я услышала, как Оксана всхлипнула. — Мне так сейчас тяжело, если бы ты знала…

— Приходи через два часа ко мне в кабинет, поговорим, — сдалась я, поняв, что подруге необходимо выговориться. — Я обход проведу и буду свободна некоторое время, попьем кофе.

— Хорошо.

Убрав в сумку телефон, я вышла из машины и направилась к административному корпусу.

Впереди меня по аллее бежала женщина в сером спортивном костюме с накинутым на голову капюшоном.

«Надо же, кто-то из клиентов не ленится и продолжает тренировки даже здесь», — удивленно подумала я.

Женщина свернула с основной дорожки в боковую аллею, и я потеряла ее из вида.

— Аделина Эдуардовна, можно вас на пару минут?

Психолог переминался с ноги на ногу, поджидая меня у выхода из последней палаты после обхода.

— Что-то случилось?

Не знаю почему, но мне все активнее не нравилась манера поведения Иващенко.

Я постоянно сравнивала его с предшественником, и сравнение это оказывалось всегда не в пользу нового психолога.

Что-то в нем было неуверенное, как будто он постоянно сомневался в себе и в том, что говорит и что делает.

Для психолога это странновато.

Но мои доктора в один голос твердили, что клиенты хвалят Иващенко, а заключения он всегда выдает грамотные и обоснованные.

Словом, я никак пока не могла понять, что он собой представляет — у нас было слишком мало времени для общения.

— Я с вами хотел поговорить о Казаковой.

— Уже? — удивилась я. — Насколько я знаю, у вас состоялся только один сеанс. Не маловато для выводов?

— Я пока не делаю выводов, хочу поделиться размышлениями, если вы не возражаете.

— Не возражаю. Пройдем ко мне в кабинет.

Иващенко снова как-то смешался, неловко повернулся, ударился плечом в дверной косяк и поморщился.