Дамир Берхеев - Эра водолея [СИ]

— Сайман, — начал Алекс. — Я всего-навсего детектив. Единственное, чем я занимаюсь — это раскрытие преступлений. Причем делаю это только исключительно в пределах Нью-Йорка.

Сайман после недолгого молчания добавил.

— Мне кажется, весь творящийся ужас как-то связан и с пропажей всадника. Я же тебе говорю, брат, он всегда появлялся. На черном коне и в черных доспехах — он истинный слуга Дьявола. А еще я встретил одного грешника, который все время повторял слова апокалипсиса… Алекс, умоляю — поверь мне… Грядет что-то ужасное… И мы должны все это предотвратить.

— Сайман! — оборвал его детектив, и, посмотрев на наполненную лунным светом комнату, чуть тише добавил. — Брат, я сплю, Милена спит, и тебе советую заснуть. Если хочешь — завтра встретимся.

— Не нужно, — обиженно сказал старший брат. — Но если ты возьмешься за расследование этих взрывов, а я уверен, что ты возьмешься, то не забудь, что я тебе говорил.

— Увидимся, брат.

— Спокойной ночи.

Положив телефон, Фитцжеральд подошел к окну. Глядя на ночной город, мысли так и витали вокруг него. Его старший брат обладал даром, или как считал сам Сайман проклятьем, странствовать в ад. Немало преступлений были раскрыты именно благодаря ему. Однако покойники, даже находясь по ту сторону жизни, не были слишком разговорчивы. Лишь в единичных случаях называли адреса или имена.

Услышав заветное: «Нью-Йорк. Булвер стрит дом тридцать пять… Зло… Спасите их». Сайман сообщал об этом младшему брату-полицейскому, а тот в свою очередь наведывался по этому адресу. Раньше подобные вылазки они делали втроем: Алекс, Сайман и Митч. Называя эти операции «чисткой», троица использовала конфискованное оружие. В редких случаях они арестовывали подозреваемых, еще реже старались оставлять следы и попадаться на глаза свидетелям.

Сколько же всего они увидели за эти годы: распятые на крестах младенцы, выпотрошенные тела животных, протухавших внутри жилых квартир, жертвоприношения, каннибализм.

Алексу припомнился случай, когда умственно отсталый маньяк расчленил своих родителей и записывал разницу строений организма матери и отца в тетрадь.

— У него есть писька и в горле какой-то жесткий комок. У мамы титьки и меньше ребер. У папы мозг тяжелее, чем у мамы… и печень.

Все свои эксперименты и внутренности родителей он фотографировал и прикладывал к записям. От увиденного одного из присяжных увезли на скорой прямо на заседании суда. Этот садист объяснял, что все его эксперименты на благо человечества, яро убеждая, что родители сами согласились на опыты.

Подобных историй было уйма. Каждый из сумасшедших имел свое собственное оправдание, покрывающее весь сотворенный ужас.

Детектив так же продолжал наблюдать за «большим яблоком», пытаясь отогнать тяжелые воспоминания. В принципе Сайман редко ошибался, и эти массовые происшествия требовали всестороннего изучения. Поэтому отметать мысль о непричастности всесторонних сил он не спешил.

Каждое утро детектива начиналось одинаково: ободряющая джазовая музыка в исполнении Фрэнка Синатры, Луи Армстронга или Рея Чарльза, гимнастические упражнения с параллельным просмотром телевизионных новостей и конечно же завтрак. Причем отборный кофе играл важнейшую роль в утренней трапезе.

Узнав, что за ночь никаких происшествий не произошло, он накинул на себя плащ и шляпу и, попрощавшись с Миленой, покинул квартиру.

Черный «Dodge Challenger» пробивался сквозь нью-йоркские пробки. Пока движение было замедленным Алекс включил одну из аудио книг. Мужчина довольно артистично рассказывал историю молодого парня-студента. По первой прочитанной строке детектив сразу же узнал произведение Харуки Мураками.

Спустя полчаса, Фитцжеральд уже был у департамента полиции. Дойдя до порога здания, даже одетый в плащ и шляпу, он успел подмерзнуть.

Привычный департамент, в котором до получения лицензии детектива Алекс успел отработать порядка пяти лет, не шумел, как прежде. Кроме телефонных звонков, перекрикивающих друг друга, других звуков не было.

— Утро доброе, коллеги, — зайдя в кабинет Билла Харриса, поздоровался Фитцжеральд.

— Как спалось? — пожимая руку детективу, начальник департамента привстал с места.

— Не плохо, — после этих слов Алекс заметил лейтенанта, сидящего у окна и целящегося дротиком в цель.

— Да что с ним станется? — грубоватым басом вступился Митч Томсон, крепко сжимая протянутую руку. — Это у нас тренировки, стрельбы, патрули, безнадежные дела. А у него гонорары, свободный выбор материалов и никакого давления сверху.

— На такого как ты надавишь, — с усмешкой подметил Алекс, привыкший к остротам бывшего напарника. — А насчет тренировок — у меня тоже свой режим посещений айкидо и стрельб.

— Может как-нибудь организуем спарринг?

— Ты же помнишь, чем закончилась последняя драка, — улыбка так и не сходила с лица детектива.

— Это было, когда мы еще учились в полицейской академии! — взорвался лейтенант.

— Так, — спокойно прервал их седовласый капитан. — У нас очень мало времени. Оставь эти чертовы дротики и введи уже в полный курс дела Фитцжеральда.

Тяжело вздохнув, Томсон направился к двери.

— Там сотни свидетелей. Среди всего выберете нескольких и опросите никак патрульные копы, а как настоящие детектив и лейтенант, — подметил Билл.

Зайдя в свой бывший кабинет, Фитцжеральда охватила ностальгия. Столько громких преступлений было раскрыто в этих пятнадцати квадратных метрах. Почти ничего не изменилось с момента последнего пребывания, кроме одной мелочи:

— А где фикусовое дерево?

— Высохло, — доставая папки с делами, коротко бросил лейтенант. — Только не говори, что у тебя там была заначка.

— Теперь ты мне должен двадцать баксов.

— Учитывая сколько нерв я потерял на «чистках», то ты мне должен свой «Challenger». Кстати, как поживает твой брат-шизик?

— Ему тяжело.

— Еще бы, — усмехнулся Томсон, располагаясь на своем кресле. — Каждый день наведываться в гости к покойникам… Ну, да ладно. Есть предложение по раскопке всего этого дерьма, — лейтенант подмигнул.

— Сжечь все материалы и сообщить, что ничего не было? — усмехнулся детектив.

— Это второй вариант.

— Тогда давай убей меня своим логическим алгоритмом раскрытия данных террористических актов.

— Предлагаю свидетелей оставить напоследок. Их там тысячи, а нас двое. Причем я читал показания — эти засранцы говорят одно и тоже: «Он вышел, начал стрелять, потом скончался».

— Поддерживаю, коллега, — на последнем слове Фитцжеральд сделал особый акцент. — Предлагаю сосредоточиться на исполнителях.

— Кишки и мозги, которых разбросаны по всему Нью-Йорку.