Мария Брикер - Мятный шоколад

Аля юркнула под простыню.

– Ух, блин! – почесал макушку Фазиль. – Ну прямо Голливуд взаправдашний!

Клим осторожно выглянул из окна «Скорой»: машина стояла слишком далеко, чтобы можно было различить номер. Однако марку машины и приблизительный цвет он разглядел. Четвертый «Фольксваген Гольф», темная, но не черная: либо зеленая, либо синяя. Это было уже что-то. Девочка не выдержала и засветилась! Хотя исключать, что это машина людей Ивана Аркадьевича, тоже было нельзя.

– Сейчас он автомат достанет, по машине очередь даст, тогда и будет тебе Голливуд, – ехидно пошутил доктор, закрыл дверь и направился к гостеприимным дверям муниципального морга.

– Круто! – восторженно выдохнул Фазиль, и его голова скрылась в кабине.

– Аля, – тихо сказал Клим, – по-моему, все складывается очень удачно. Ты просто гениальная актриса! Надеюсь, сейчас удастся обо всем договориться, и послезавтра я тебя отсюда заберу.

– Как послезавтра? – пискнула из-под простыни Аля.

– Ну как же, Алечка, ведь по правилам человека хоронят на третий день. Сначала морг, потом вскрытие, потом…

– Заткнись, придурок! – Алечка уже не пищала – она говорила зловещим басом.

– Ты только не нервничай, солнышко. Естественно, вскрытие тебе делать не будут. Но светиться тебе нигде нельзя. Поэтому ты должна остаться в морге до своих похорон. Я обо всем договорюсь и все улажу. Кстати, ты еще не решила, какой бы тебе хотелось гроб?

– Я хочу домой, – заныла Аля из-под простынки. – А если тетка вернется? Она же с ума сойдет!

– Если она вернется, то я ей сразу все объясню. И последний вопрос: какой у тебя размер? – хихикнул Клим, вспомнив их первое знакомство.

– Самый большой бери, и не забудь купить баллон с кислородом.

– Я имел в виду твой размер? – уточнил Клим.

– Зачем тебе? – огрызнулась Алечка.

– Как зачем? Должен же я тебе потрясающий погребальный костюмчик прикупить и белые тапочки.

– И-и-и-и-и, – зарыдала Аля. – Сорок второй… И-и-и-и-и… тридцать пятый…

– А сорок второй, это размер ноги? Или…

– Придурок! – рявкнула простынка.

– Понял. Так и запишем, размер ноги сорок второй. Ничего себе у тебя ножка, а с виду такая миниатюрная казалась. – Он старался развеселить и отвлечь ее, но она не почувствовала иронии в его словах.

– Господи, какая же я дура, что согласилась с твоей бредовой идеей! Отчего же мне так не везет? Почему? Ну почему мне встречаются на пути одни подонки! Извини, к тебе это не относится, это так, к слову пришлось. Ты славный, добрый, великодушный, – торопливо уточнила Аля и продолжила свои причитания. Ее будто прорвало: она жаловалась на жестокую судьбу, неудавшуюся карьеру, на глупую ошибку юности, неустроенный быт, но Клим уже не слышал ее слов. Он смотрел на ее изящную кисть, выбившуюся из-под простыни, на тонкие красивые пальцы с маленькой родинкой на мизинце и почему-то заранее испытывал сожаление, что после того, как все закончится и он уедет, эта девушка изменит свое мнение о нем и будет ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. Сказочник оказался отличным психологом! Филигранно подобранная специально для Клима месть уже приносила свои первые ядовитые плоды, она разрасталась и пускала метастазы, все глубже проникая в его душу. Иван Аркадьевич все предусмотрел, расставил пешки на своем поле так, как ему хотелось. Он прекрасно понимал, что чувство вины по отношению к этой девушке будет безграничным. А что, если его переиграть? Взять и плюнуть на Леру, на Берушина, на бизнес – и на самом деле жениться на этой непутевой смешной девчонке?

Клим приподнял простынку и уставился на Алевтину странным взглядом.

– Ты чего? – испугалась Аля.

– Ничего, – продолжая пристально разглядывать Алевтину, прошептал Клим.

– Прекрати на меня пялиться, как на покойника: с ужасом, состраданием и тайным интересом. Я еще пока жива!

– Слушай, Аля, ты не могла бы… – «выйти за меня замуж», хотел сказать Клим, но осекся. Пожалуй, момент был не самый подходящий, чтобы делать предложение. К тому же он уже остыл и вновь передумал жениться на ней по-настоящему.

– Ну что еще? – не выдержав паузы, спросила Аля.

– Ты не могла бы… дать мне пару рекомендаций, как из себя слезу вышибать? Ты же у нас профессионалка в этой области. Боюсь, когда я тебя в гробу увижу, не сдержусь и заржу во всю глотку.

– Убогий ты какой-то, – скривилась Аля. – Закрой меня простыней, я твою физиономию видеть больше не могу!

– Как вам будет угодно, сударыня, – покорился Клим и осторожно прикрыл ей лицо.

– На кладбище думай о прошлом и вспоминай самые ужасные моменты в своей жизни, – тихо посоветовала Аля.

– Вот, значит, в чем фенька заключается, – усмехнулся Клим, – теперь мне понятна твоя метода. Только я лучше буду о будущем думать. Я пессимист.

– Клим…

– Да?

– Пусть гроб будет белым.

– Хорошо.

– И пусть платье тоже будет белым. И еще лилии… Пусть будут две белые лилии у меня в волосах. Знаешь, я ведь тоже пессимист, но сейчас мне очень хочется надеяться, что все закончится хорошо.

– Так и будет, Аля, можешь в этом не сомневаться, – чуть слышно сказал Клим, взял ее за руку и тихонечко сжал, сглотнув подкативший к горлу комок.

Доктор вернулся довольный и изрядно повеселевший – в прямом и переносном смысле этого слова.

– Оформляемся, голубушка! Пономаренко забил для вас вакантное местечко, но без справки о смерти он отказывается вас принять, – обдав Клима алкогольными парами, заявил он. – Посему: удостоверяю вашу смерть от обширного инфаркта! Пономаренко после вскрытия, – хохотнул доктор, – выпишет вам свидетельство о смерти и оформит документы, что вас дальние родственники забрали. Думаю, для того, чтобы избавиться от вашего бывшего мужа, этого будет достаточно. А дальше можете делать с этим свидетельством все, что вашей душеньке угодно. Только хочу вас предупредить: если вы официально хотите умереть и быть похороненной, вам придется на свидетельстве о смерти в ЗАГСе по месту регистрации штамп поставить и навсегда проститься с вашим паспортом. А так, вроде вы умерли – но вроде и живы. Но это уж вам решать: как говорится, я умываю руки. В конце концов, откуда я мог знать, что у той девушки, что умерла от инфаркта, был чужой паспорт и полис, – подмигнул доктор, потер ручки и деловито подсчитал на калькуляторе сумму вознаграждения за эксклюзивные услуги.

Пономаренко оказался грузным и лысым мужчиной лет сорока пяти. Природа, однако, лишив мужчину шевелюры, иной растительностью его не обделила. На его рябом лице кустились темные брови, а под мясистым лиловатым носом пышным цветом разрослись рыжие усы. Усами Пономаренко явно гордился, постоянно их теребил и вытягивал в длину, как лихой казак. Клим легко уладил все финансовые проблемы, обговорил с Пономаренко некоторые нюансы пребывания девушки в морге и отбыл, предварительно получив от Алевтины строгое наставление, чтобы он не смел ходить в ЗАГС и ставить ей штамп в свидетельстве. Клим, впрочем, спорить с Алевтиной по этому поводу не собирался. ЗАГС он рассчитывал посетить в самое ближайшее время, но совсем не для того, чтобы поставить Алевтине штамп в свидетельстве о смерти. Официальная смерть девушки совсем не входила в его планы, но как в таком случае организовать похороны, он не представлял и ругал себя за то, что сам же загнал себя в тупик.