Виктория Платова - После любви [litres]

– Расскажите о себе, Саша.

– Зачем? Разве это имеет отношение к цели вашего визита?

– Все может быть. Итак… Как долго вы здесь?

– Три года.

– Приехали сюда из России?

– Нетрудно догадаться, Алекс.

– Вам нравится Марокко?

– Мне нравится Эс-Суэйра. И я бы хотела остаться здесь навсегда. – Теперь я вовсе не уверена, что дело обстоит именно так.

– Но теперь вы вовсе не уверены, что дело обстоит именно так?

Ах ты, сукин сын!

Хрен моржовый!..

– Идите к черту, Алекс. – Собрав остатки самообладания, я поправляю крашеные перья на боа и оттягиваю резинку на купальнике. И с треском возвращаю ее на место.

– Я еще не позавтракал. – Алексу нельзя отказать в здравомыслии. – Продолжим. Почему вы уехали из России? Насколько я знаю, это динамично развивающаяся страна. Страна больших денег и больших возможностей. И это… это нескучная страна.

– Никогда об этом не задумывалась.

– Напрасно. Динамично развивающаяся страна. Страна больших денег. Страна больших возможностей. Нескучная страна. Даю вам минуту, чтобы выделить главное определение из списка.

У меня есть свое собственное определение, связанное с любовью, связанное с дерьмом, связанное с фразой, брошенной в подтаявшую мартовскую жижу у метро «Петроградская»: « Оставь меня в покое, идиотка!» У меня есть свое собственное определение, но вряд ли оно заинтересует Алекса Гринблата. Возвышающегося сейчас надо мной в ожидании брюссельской капусты, сверкающего огнями взлетных полос, унавоженного рекламой ведущих производителей пива и спортивной обуви, снабженного операционной системой Windows, раскинувшего в пространстве всемирную паутину и не чуждого при этом смазанного штемпеля на самом обычном письме.

Второго прокола быть не должно. Его и не будет.

– Нескучная страна. Я права?

Алекс довольно улыбается – я права!

– Да. Это и есть самое главное. Человечество страдает от скуки, а это – смертельная болезнь. Хуже СПИДа, хуже атипичной пневмонии, хуже лихорадки Эбола.

– Не думаю, что поголовно все человечество скучает. Некоторой его части приходится элементарно выживать.

– Крайние варианты мы не рассматриваем, – одергивает меня Алекс. – И эта неприкаянная часть человечества не должна интересовать нас в принципе. Речь идет совсем о другой.

– О какой же?

– О платежеспособной. О той, которая готова выложить денежки, чтобы избавиться от скуки. Позже мы поговорим об этом поподробнее…

У меня нет желания говорить об этом ни с Алексом, ни с кем бы то ни было – ни сейчас, ни потом. Так почему я медлю, почему не обрываю Алекса на полуслове? Наверное, потому, что подоспели брюссельская капуста, сыр и яичница с беконом. Все три пункта представлены в единственном экземпляре, мой брошенный вдогонку заказ проклятая Кондолиза проигнорировала.

– Девушке – то же самое, дорогуша, – строго говорит Алекс официантке и принимается за яичницу.

Он мог бы и уступить завтрак мне – так вышел бы из положения Доминик и наверняка Фрэнки; Жюль и его приятель Джим и еще несколько сотен миллионов мужчин были бы с ними солидарны.

А так и не примкнувший к миллионам Алекс Гринблат, орудуя вилкой и ножом, жрет свой бекон. Проглотив первый кусок, он аккуратно промакивает губы салфеткой.

– Теперь о вас, Саша. Несчастная любовь, да?

Ни жалости, ни сострадания, ни даже любопытства – голая констатация, кем он себя возомнил, Алекс Гринблат? После такого пассажа я уж точно должна была встать и покинуть «Ла Скала», не дождавшись завтрака и не застегнув пряжки на туфле.

Но я продолжаю сидеть.

– Несчастная любовь. Да.

Что сделал бы Доминик? И что наверняка сделали бы Фрэнки, Жюль, его приятель Джим и еще несколько сотен миллионов мужчин – на том лишь основании, что они – мужчины, волей судеб оказавшиеся в обществе слабой женщины?

Они бы утешили меня.

«Роковая случайность, Саша! только кромешный идиот не оценил бы вас по достоинству, Саша, только слепой! вы прекрасны, Саша!» – этого было бы вполне достаточно.

От Алекса Гринблата такой дежурной галантности придется долго ждать, и (в ожидании) я могу пропустить не только завтрак, но и обед, и ужин.

– Значит, несчастная любовь? И вы не нашли ничего лучшего, чем сбежать от нее в этот городишко?

– Не нашла, – честно признаюсь я.

Алекс Гринблат снова принимается за яичницу.

– Типично женская логика, – говорит он, заглатывая желток. – Время должно спасти, расстояние должно избавить… Все это чушь собачья, Саша.

– Чушь.

– А ваш избранник – кромешный идиот.

Неужели я дождалась комплимента от Алекса Гринблата?! Как бы не так!..

– …не потому, что вы такая потрясающая, а он вас не оценил. Потому, что женщины чаще всего влюбляются в идиотов. Не думаю, что вы исключение.

– Я не исключение. А что бы вы сказали, если бы я влюбилась в вас?

На судьбу брюссельской капусты моя провокационная фраза никак не повлияла: она преспокойно исчезает в пасти Алекса.

– Не смешите меня, Саша.

– Почему? Вы не верите в любовь с первого взгляда? – продолжаю нагнетать ситуацию я.

– Только в нее и верю. Но что касается меня… – Алекс делает многозначительную паузу. – У вас нет никаких шансов.

– Абсолютно никаких?

– Абсолютно.

– Потому что ваше сердце занято кем-то другим?

– Потому что я – не идиот. И это – единственная причина.

– Я не могу рассчитывать даже на мимолетную связь?

Бог мой, и во времена отвязного студенчества я не позволяла себе подобных сальностей – вне зависимости от количества выпитой водки и количества выкуренных косячков. А встретив l’amour, впоследствии оказавшуюся le merde, и вовсе решила, что полигамия – не для меня. Так же как и дружеский секс, секс по телефону, секс по Интернету, секс для нормального функционирования яичников и секс на платформе сходных политических убеждений.

Политических убеждений у меня нет. И я не имею ничего против натурального меха и сафари в Кении, что же касается секса – за последние три года Эс-Суэйра выдула из меня даже воспоминания о нем, занесла их песком и похоронила под набегающими друг на друга волнами.

И вот теперь – разговор с малознакомым мужчиной о мимолетной связи. Как мило.

– На мимолетную связь может рассчитывать любой, – поигрывает ножом Алекс. – Но не всякий оказывается к ней готов.

– А лично я – могу?

– Можете. При условии, что вы – нимфоманка. И вам все равно с кем спать.

– В противном случае…

– В противном случае секс со мной не доставит вам никакого удовольствия. Как и большинству женщин.

Шокирующее откровение, оценить его по достоинству мешает вновь появившаяся Кондолиза с одинокой тарелкой для mademoiselle, нарочно или не преследуя никакого умысла – но она позабыла о сыре и капусте, можно ли считать крошечный сосуд с соусом компенсацией?..