Дарья Донцова - Рубиновый

— Меня пустят в отделение в такой обуви?

— Конечно, — сказала киоскерша, — главное, чтобы уличные ботинки прикрыть, верно, Коль?

Охранник кивнул:

— Точно!

Мне сразу стала ясна суть нехитрого бизнеса. Мало кому захочется бежать назад за пятирублевыми голубыми бахилами, вот секьюрити с газетчицей и пользуются этим; наверное, в конце дня они делят выручку.

Осторожно ступая ногами в оранжевых пакетах, я дотопала до лифта, поднялась на пятый этаж и вошла в палату к своей подруге Лене Фоминой.

— Привет, — зашептала Ленка, — ставь сумки на подоконник. Книжки принесла?

— Ага, — кивнула я, — а еще прихватила елочку, искусственную, сейчас нарядим.

— Тише, — одернула меня Фомина, — баба Таня спит.

— У тебя появилась соседка? — Я покосилась на ширму, разделяющую комнату.

— Вчера вечером привезли, — пояснила Лена, — она сломала, как и я, ногу, но только старуха…

Ленка замолчала и повертела пальцем у лба. Я заморгала, потом повторила жест подруги и уточнила:

— В смысле того?

— Ага, — понизив голос до минимума, ответила Фомина, — типа старческий маразм!

— Катюшенька, — раздалось из-за перегородки, — дай мне попить!

Ленка вздохнула:

— Ну вот! Теперь нам не поговорить! Бабка вчера весь день болтала! Ее из другой палаты ко мне перевели. Завотделением сам пришел и попросил: «Елена Васильевна, сделайте одолжение, разрешите, мы к вам Татьяну Петровну переведем?» Ну я, дура, и согласилась! С другой стороны, как отказать? Не в оплаченной палате лежу, сюда кого угодно подселить могут без всякого моего на то согласия.

— Катюша, дай мне попить, — вновь донеслось из-за ширмы.

— Кого она зовет? — спросила я.

Ленка пожала плечами:

— Понятия не имею, но если ты ее не напоишь, она не успокоится.

Я послушно откатила разделявшую кровати ширму и увидела маленькую растрепанную старушку, сидевшую на койке.

— Катенька! — обрадовалась она. — Почему мне постелили на кухне? Дай, пожалуйста, чайку! Хотя я могу и сама встать!

— Пожалуйста, не двигайтесь, — испугалась я, — у вас сломана нога.

— Нога? — растерялась баба Таня. — Чья? Ах да! Вот уж глупая старуха! Совсем забыла. Я в больнице! Спасибо, деточка, вы ведь не Катенька?

— Нет, меня зовут Виола.

— Виола, Виола, — растерянно забормотала бабуся, — ах, Виола! Дочка Лёни от первого брака! Вы такая хорошая девочка, замечательно поете. Как сейчас помню, в пятьдесят пятом вы поступили в музыкальное училище.

Я вздрогнула, вот уж не предполагала, что выгляжу как ровесница египетских мумий! В упомянутом году меня не существовало даже в проекте!

— Налей ей чаю, — вздохнула Лена.

Я напоила старушку и стала наряжать елку, одновременно мы с Фоминой пытались потрепаться, но очень скоро поняли, что это не удастся. Баба Таня без конца прерывала нас. Старушка производила впечатление абсолютно беззлобного существа, вот только язык у нее работал как молотилка.

— Елочка! Какая славная елочка! — умилялась она, рассматривая искусственное деревце. — Мы тоже ставили елочку. А как лесная красавица пахнет хвоей!

Ленка хихикнула, я укоризненно посмотрела на нее. Старушка не поняла, что видит творение химической промышленности. Может, ее нос и впрямь уловил аромат хвои.

— А что там висит? — не успокаивалась баба Таня.

— Большой шар с нарисованной балериной, — ответила я.

— Плохо вижу, деточка, поднеси поближе! — попросила она.

Я сняла с ветки украшение и подошла к кровати старухи.

— Ах, Виолочка, какая красота! — всплеснула руками бабуля.

Я удивилась: однако у старухи все же есть память, она не забыла мое имя.

— Балерина! — восторгалась тем временем болтунья. — Обожаю Большой театр! В каком же году… э… в пятьдесят первом Олег получил квартиру. Я с тех пор каждое утро, встав с кровати, любовалась балериной. Такая потрясающая, нереальная красота! Подходишь к окну, а она там! Висит в воздухе, на одном мысочке на шаре стоит! О! Мне было ее жаль! В любую погоду танцевать! Даже в снег и дождь! Я с ней попрощалась, когда меня сюда повезли. Так глупо я упала! Дома! Споткнулась о ковер! Наверное, мне домой не вернуться. Говорят, в моем возрасте перелом ноги — смерть!

Лена многозначительно кашлянула, а я стала утешать заплакавшую бабу Таню.

— Всего-то лодыжка! Скоро побежите по коридору!

— Я вернусь к балерине? — с детской надеждой спросила старушка.

— Ну конечно, — хором ответили мы с Фоминой.

— Спасибо, вы милые девочки! — заулыбалась соседка. — Но что-то мне подсказывает…

Дверь в палату распахнулась, появилась медсестра.

— Татьяна Петровна, — весело сказала она, — как вам спалось на новом месте?

— Катенька? — неуверенно спросила старуха.

— Нет, Галочка Андреева, вы меня сейчас вспомните, я вам каждый день уколы делаю, — заулыбалась девушка. — Ой, какая елка! А я и Деда Мороза привела.

Из коридора в палату вошел лысоватый, полный дядечка лет сорока пяти. Его добродушное, слегка растерянное лицо украшали старомодные очки в пластиковой оправе. В руках незнакомец держал туго набитые сумки, на ногах у него красовались, как и у меня, ярко-оранжевые пакеты. Похоже, бизнес охранника и киоскерши процветал.

— Ну, — тараторила Галя, — узнали?

— Катенька? — прищурилась баба Таня.

— Мама, это я, — пропыхтел толстяк.

— Кто? — испуганно спросила старушка.

— Это ваш сын, Борис, — с жалостью объяснила медсестра, — он сюда постоянно ходит, уж целый месяц! Заботится о вас! Мало таких хороших сыновей.

— Борис? Борис… Борис… — забубнила баба Таня. — А фамилия ваша как?

— Ковалев, — устало ответил мужик и повернулся ко мне: — Вы разрешите на подоконник соки поставить?

— Конечно, конечно, — закивала я.

Борис стал опустошать сумки, медсестра вышла за дверь, а меня неожиданно царапнуло беспокойство, я передернула плечами. Мужчина заметил это движение.

— Форточку закрыть? — предложил он. — Вы не расстраивайтесь. Маму скоро увезут, ее уже из восьмой палаты переселяют, очень много болтает. Потерпите ее до понедельничка.

— А что случится после выходных? — осторожно поинтересовалась я.

Борис грустно заморгал.

— Я договорился о переводе матери в частный дом престарелых. Дорого, конечно, но мне за ней не уследить. К сожалению, Катя, моя старшая сестра, некоторое время назад скончалась от инфаркта, она ухаживала за мамой. В том, что мать сломала ногу, моя вина, я оставил ее на целый день одну, и вот результат. Я хорошо придумал. Мама живет в тесной малогабаритной квартире на шумной улице, а теперь она поселится за городом, в лесу, у нее будет три комнаты и постоянная сиделка. Я стану ее навещать несколько раз в неделю. И как вам это?

— Я бы не отказалась пожить одна в просторных апартаментах на всем готовом, — вздохнула Ленка, — но моя судьба гнить в коммуналке.