Дженнифер Роу - Агнец на заклание

– … услышал.

Берди прошла по комнате, вдруг остро сознавая, что почти раздета, и села на кровать, поплотнее запахнув полы кимоно.

– Похоже, твой приятель Трев разговорился в тюрьме, – сообщила она. – Намекнул, что намерен разгласить кое-какие сведения. Такие слухи дошли до папы. Вот он и позвонил, чтобы рассказать мне. Бет Босуэлл тоже пыталась до меня дозвониться. Скорее всего по тому же поводу.

– А из моей конторы никто не звонил, – мрачно заметил Джуд. – Все правильно. Мы обо всем узнаем последними. – Он снова поднял жалюзи и вгляделся в темноту. – Кажется, у него все еще включен свет. До сих пор не спит.

Берди смотрела на него и пыталась собраться с мыслями.

– Ты ничего не знал? – спросила она. – Тревор тебя не предупредил? Заранее?

– Нет. Вообще ни черта не сказал. Держал язык за зубами.

– Вероятно, думал, что так будет гораздо забавнее.

Джуд кивнул:

– Наверное. Но я же говорил тебе – он вел себя странно. Мне сразу показалось: Тревор что-то задумал. Но ничего подобного я и представить не мог. И хуже всего, Берди, я понятия не имею, что у него в голове. Понимаешь, я миллион раз анализировал свидетельства и улики. Видел фотографии. Читал отчеты. Там не было ничего. То есть ничего, чтобы обвинить в преступлении конкретного человека, в том числе и Тревора.

Джуд оставил в покое жалюзи и принялся вышагивать по комнате, засунув руки глубоко в карманы.

– Если бы не первый процесс, который выглядел как судебный фарс, обвинительный приговор Тревору не вынесли бы. Это был скандал. Как и линия защиты. Ну, это ты уже знаешь.

– Да. Но послушай, Джуд… Лэм же сумел что-то раскопать, так? У него был доступ ко всем материалам дела, тем же самым, которыми располагал ты?

– Да. – Он остановился и нахмурился.

– Очевидно, он заметил то, что ускользнуло от тебя.

– Не верю! – Джуд снова принялся мерить шагами комнату.

– Значит, ты считаешь, что он ошибается. – Наблюдать за Святым Джудом в муках уязвленной профессиональной гордости было немного забавно. И досадно – Берди пришлось это признать. Но этого она и добивалась, подзадоривая его. – По-твоему, у него сложилась безумная версия, которая не выдерживает никакой критики. И он намерен поднять шум. Высказать нелепые обвинения. Выставить себя на посмешище.

Джуд обернулся к ней.

– Вряд ли Тревор станет посмешищем, – пробормотал он. – В такое положение он себя не поставит. Ему нравится, когда его считают умным и проницательным. По-настоящему умным. Тревор не рискнет выставить себя дураком. Это последнее, на что он отважится.

– И что все это означает?

– Понятия не имею!

В этот момент он выглядел как в свои двадцать два года, когда все разладилось, было мрачным и безнадежным. Берди смотрела на него. Видела его глаза. Узнавала выражение лица. И наконец, сквозь приятную дымку, которая окутывала ее с тех пор, как двойной скотч попал в желудок, пробилась уверенность. До нее дошло, что все эти разговоры Джуда о доказательствах – хождение вокруг да около, не затрагивавшее главный вопрос. Нет, он не оскорблен и не уязвлен, его профессиональная гордость не задета, дело совсем в другом: Джуд обеспокоен. Буквально сходит с ума от волнения.

«Если Тревор Лэм не убивал свою жену, кто же тогда ее убил?»

– Джуд, если Лэм действительно что-то знает, почему объявил об этом только сейчас, зачем ждал так долго? Это же бессмысленно. Для этого нет никаких причин. Почему он не воспользовался этой информацией, чтобы своими силами выйти из тюрьмы пораньше?

– Тревора Лэма я знаю уже несколько лет, – медленно произнес он. – Тревор никогда ничего не делает без причины. Эта причина может показаться окружающим странной или безумной, но это не имеет значения. Для него этой причины достаточно. Он часто обдумывает свои действия заранее. Так что он уже давно знал с вероятностью девяносто девять процентов, как именно поступит. Знал и просто ждал удобного момента.

– Вряд ли ему хотелось провести в тюрьме хотя бы один лишний день.

– После почти пяти лет Тревор считал, что пара лишних месяцев того стоят.

– Чего же?

Джуд подошел и сел на постель рядом с Берди. Он зажал ладони между коленями и уставился на дверь.

– Чтобы потерпеть, с его точки зрения. Тревор спит и видит, как бы отомстить. Он не выносит, когда кто-то становится у него на пути, – неважно кто. Тревор злопамятный, он не забывает ничего. Особое удовольствие ему доставляет строить планы, как именно он рассчитается с очередным врагом. Размышлять о самом изощренном из возможных отмщении какому-нибудь злобному тюремщику, другому заключенному, который что-то стащил у него, подставил его или даже просто сказал что-что, не подумав. – Он тяжело вздохнул. – Тревор часто рассказывал мне об этом, когда я навещал его. Порой было трудно убедить его сосредоточиться на деле. – Джуд снова провел ладонями по волосам, потом выпрямился и повернулся к Берди: – Дело в том, что Тревору нравится злорадствовать. Вот в чем суть. Свои планы он всегда разрабатывал с таким расчетом, чтобы жертва знала: всеми бедами она обязана именно Тревору. По возможности видела, как он усмехается в толпе зрителей, пока ее обыскивают, уводят в карцер… Данный пункт плана особенно радовал его.

– И, наверное, принес немалую популярность, – пробормотала Берди.

Усталое лицо Джуда осветила улыбка.

– Теперь ты понимаешь, о чем я? Если Тревор решил отомстить кому-нибудь из местных – которые подставили его, свалили на него свою вину, – то из кожи вон вылезет, чтобы очутиться в числе зрителей в тот самый момент, когда этим местным воздастся по заслугам. Ему мало просто сдать их, находясь в тюрьме, в недосягаемости, и при этом не запачкать рук. Такая месть не доставит Тревору удовольствия.

– По крайней мере, в тюрьме он был бы в безопасности, – заметила Берди.

– Слава богу, ты здесь, Берди, – отозвался Джуд. – Ты единственный здравомыслящий человек во всей округе. – Он порывисто протянул руку и коснулся ее щиколотки. – Ты всегда была такой. Еще в прежние времена. Всем, что только есть здравого в моей жизни.

Единственный звук, который слышался в комнате, издавали мотыльки, бьющиеся об абажур. Берди сидела совершенно неподвижно. Она понимала: достаточно рассмеяться, пошутить, небрежно сменить позу, и наваждение рассеется. И тогда жизнь останется прежней. Достаточно протянуть руку, и Джуд тоже потянется к ней. И ее жизнь изменится. Она не шевелилась. Молчала. Ждала.

«Если он действительно хочет этого, он так и сделает».

Джуд протянул другую руку и провел костяшками пальцев по ее щеке. От этого прикосновения кожу Берди словно закололо мелкими иголками. Лицу стало жарко. Он придвинулся к ней.