Елена Арсеньева - Неизвестная пьеса Агаты Кристи

— У меня даже одного боевика нет, — сообщил Грушин. — Разве что Миша Сталлоне, который у нас и швец, и жнец, и на дуде игрец. Что поделаешь, цели и задачи у нас изначально не боевые — вернее, не были таковыми до последнего времени. А окружность, в которую вписываются все побудительные причины действий Аделаиды, очень, скажу я тебе, широка — настолько, что я предлагаю о единственной причине у нее прямо спросить, а пока…

— А пока рассказывай, что дальше было!

— Позавчера вечером Артур сел в машину — и вдруг дал сигнал «жучок». А дальше сами послушайте.

Он повел мышкой по экрану. Женя сделала испуганную гримасу, семафоря ладонями в сторону двери, но Грушин только одобрительно кивнул — и прибавил звук.

— Алло? — послышался негромкий женский голос, глухой и неразборчивый.

— Это я, привет. — Артур.

— Милый мой! — Женский голос мгновенно приблизился: похоже, сначала говорившая просто прикрывала трубку платком. А теперь ясно: Аделаида!

Женя только головой покачала: ну, артистка…

— Что случилось? — Опять Артур, недовольно. — Мы же договорились…

— Ну не ворчи, мой дорогой мальчик. Я ужасно соскучилась, хотела услышать твой голос. Ты все-таки иногда позванивай, а то мне, знаешь, до того одиноко на этой высоте!

— А ты ходи в деревню, гуляй. Подумаешь, каких-то три кэмэ.

— Хожу, гуляю. Там, кстати, очень недурной магазин, даже киви продаются, представляешь? Но в деревне так на меня смотрят… Знают и всех своих, и окрестных дачников, а я чувствую себя американской шпионкой.

— А ты туда не надевай шляпку с вуалеткой, только и всего. Платочек какой-нибудь, вместо туфелек на каблуках — галоши… Приглядись, в чем там ходят бабульки твоих лет, и нарядись соответственно.

Вслед за этим советом последовала пауза, словно у Аделаиды перехватило дыхание.

— Наглец! — вымолвила она наконец-то. — Вернусь — выпорю.

— Ты сначала вернись.

— Ох, не говори…

В ее голосе зазвенели слезы, и Артур мгновенно перестал задираться:

— Ну ладно, мам, ну чего ты? Я же с тобой!

Женя прикрыла рот ладонью, словно боялась, что ее изумленное восклицание может быть услышано не Аделаидой, так Артуром.

Вот так номер! Ну, Глюкиада, ну!.. Просто слов нет. Да конечно! Они ведь с Артуром страшно похожи! Если бы Лерочка Климова не отравила Женю своим злословием, той и в голову не пришло бы увидеть в совершенно невинных отношениях всякие непристойности. Но Лера явно была не одинока. Похоже, Артура и его шалую мамочку даже забавляла ситуация, и они не спешили разуверять недоброжелателей.

Забавно, и в самом деле забавно!

— Ой, как бы мне хотелось, чтобы ты и в самом деле был со мной! — продолжала Аделаида. — Здесь бывает так тяжко, особенно по ночам. Когда озеро под луной блестит… Все-таки неудачное место мы выбрали.

— Я так и думал, что это озеро будет тебе на психику давить. Может, махнем оттуда, пока не поздно?

— А куда? На Линду? В Доскино? Но ведь явно: если Грушин с Женечкой тебе не поверили, они будут эти мои дачи шерстить в первую очередь. А сидеть в курной избе в Киселихе… Нетушки, здесь хоть полный комфорт. Правда, зверьем иногда пованивает.

— Что, совхоз еще не скапутился? Ну ничего, когда приеду за тобой, в утешение выберем тебе какую-нибудь рыжуху на новый воротник или палантин, как там это называется?

— Сорти-де-баль, — томным голосом откликнулась Аделаида.

— Нехай сорти-де-баль. Только знаешь что, ма? Ты явно переоценила этого местного Пуаро. Нашу версию проглотили только так! Правда, по слухам, девочка Женечка отбыла в командировку, но в Хабаровск или нет, не знаю: из этого бронетанка, который у них в приемной сидит, ничего выбить не удалось.

Грушин подмигнул в сторону двери, однако Женя не знала, как на это реагировать. То ли он признал, что ошибался насчет Эммы, то ли еще на что-то намекал… Однако лицо его приняло обиженное выражение. Насчет местного Пуаро — это было не в бровь, а в глаз. Грушин уверял, что «пуар» по-французски — груша, а стало быть, они с великим сыщиком — фактические однофамильцы. Правда, об особенностях произношения и написания при этом умалчивалось, однако в «Агате Кристи» никто не решался вступать в лингвистические споры: чем бы начальство ни тешилось…

— Я, собственно, вот чего хотела, — вкрадчиво сказала Аделаида. — У Лерочки Климовой 24 августа день рождения — не отвезешь ли букетик ей от меня? Я, конечно, позвоню, поздравлю, но хорошо бы цветы…

— Цветы отвезу, но ты лучше не звони, не высовывайся. Может, тебе чего-нибудь забросить? Мороженое или арбуз, к примеру?

— Ни-ни! — испугалась Аделаида. — А вдруг Грушин за тобой следит?

— Маман, в твоем возрасте дамы читают мемуары, а не детективы. Какая слежка, бог ты мой?!

— Не поминай Господа всуе, — покачал головой Грушин. — Глаз с тебя не сводил — не своих, правда, собственных, но все же не сводил. И если бы ты только намылился за город…

— Но зачем? — спросила Женя, когда мамочка с сыночком нежно распрощались. — Зачем следил? Значит, ты все-таки поверил, что опасность для нее существует?

— Ну а с какой радости я бы гнал тебя в Хабаровск? — дернул плечом Грушин. — Отведать китайской кухни?

— Кстати, мне так и не удалось ее отведать, — грустно сообщила Женя.

— Наслышан, — фыркнул Грушин. — Но, если я правильно понимаю текущий момент, у тебя еще будет шанс, и не один.

Олег на это и бровью не повел — как сидел, чуть улыбаясь и разглядывая серое небо за окном, так и продолжал сидеть да улыбаться.

— Теперь, ребята, — чуть нахмурился Грушин, — что касается того звонка из Хабаровска…

— Погодите, — вскинула руку Женя. — Поясните, о чем речь.

— Помнишь, тетя Катя рассказывала, что ее постоялец звонил в Нижний? — подал голос Олег. — Лариса, ее племянница, — милейшее существо, кстати! — сообщила, какой номер набирался.

— Лариса? — Женя взглянула подозрительно. — Милейшее существо?!

— Ну да, я с ней, конечно, по телефону общался, — не моргнул и глазом Олег, — но она все правильно поняла, оказала посильную помощь.

— И какой же это был номер?

— 89108765432, — с отвращением ответил Грушин. — Помнишь, Женька, ты хвасталась, что все номера сотовых наших сотрудников наизусть знаешь? Чей это номер, а?

— Эммы… — выдохнула Женя. — Не может быть! Но почему же, почему мы сейчас сидим здесь, а не на четвертом этаже или у кого-то из нас на квартире, в конце концов?

— А почему, ты думаешь, я запись так громко включал? Нашу-то бубнилку из-за двойной двери не больно разберешь, а вот запись вполне можно было расслышать. И даже нужно. Нет, не волнуйся, — перехватил Грушин опасливую оглядку Жени, — подсадных насекомых тут нет, я теперь каждый день с проверки начинаю. И вот какое имеется предложение: дальнейшие планы обсудим в машине, поскольку все равно придется ехать, а чтобы выяснить, куда нам ехать, ты сейчас сходишь к Эмме и спросишь…