Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

– Правда? Да, у вас много солнца, верно? Мы иногда в Англии тоже его видим, но не такое. Вот почему мы приезжаем сюда в отпуск побыть на солнце, поплавать, погулять по вашим горам, посмотреть на цветы.

– Цветы? Вы любите цветы? – Ариадна вспорхнула, как колибри, и уже рвала охапками анемоны.

Мне пришлось сдержаться. Для меня они были экзотикой, такой же роскошью, как все, что я видела в Кью [11] Имеются в виду Королевские ботанические сады Кью на юго-западе Лондона. ; для ребенка – сорняки. Но я ела мясо каждый день. Богатство? Может быть.

Георгия цветы не интересовали. Он геройски ковылял впереди, еще раз перехватив чемодан из руки в руку.

– Вы плавать любите?

– Очень. А ты?

– Конечно. Никто пока здесь не плавает, еще слишком холодно.

Я засмеялась:

– Для меня достаточно тепло. Где тут лучшее место поплавать?

– Вон там лучше всего. – Он махнул свободной рукой куда-то на запад. – Там бухточка со скалами, можно и понырять.

– Ах да, помню, приятель мне говорил, что это самое лучшее место. Далеко туда идти?

– В дельфиний залив? Нет, не очень.

– Что ты, такая даль! – воскликнула Ариадна.

– Просто она еще маленькая, – презрительно сказал брат, – и ноги короткие. А для меня или для теспойнис это недалеко.

– Мои ноги ненамного короче твоих, – ощетинилась Ариадна, готовая продолжить схватку.

Я поспешила вмешаться, размышляя не без жалости, с какого же возраста теперь приучают критских девочек знать свое место в мире, принадлежащем мужчинам?

– Почему вы называете его дельфиний залив? Там на самом деле плавают дельфины?

– Да, – сказал Георгий.

– Иногда они вдруг выныривают среди пловцов! – воскликнула Ариадна, к счастью забывшая о своей обиде. – А один мальчик был, он ездил на них верхом.

– Правда? – Все еще жива древняя легенда и вдобавок известна детям! Мальчик из Байе, тот, о котором писал Плиний? [12] Плиний Старший – древнеримский писатель и ученый, описавший историю дружбы мальчика и дельфина. Арион [13] Арион – древнегреческий поэт; существует легенда о его чудесном спасении от пиратов на спине дельфина. на спине дельфина? Телемах, сын Одиссея? Я улыбнулась Ариадне. – Я никогда не видела дельфинов. Как ты думаешь, они будут играть со мной?

Судя по лицу девочки, правда тут боролась с ее желанием любой ценой сделать незнакомому человеку приятное.

– Может быть… но они приплывали так давно… Мне восемь лет, а это было еще до того, как я родилась, теспойнис. Люди рассказывают…

– Но вы их увидите, – уверенно пообещал Георгий, – если, конечно, погода будет стоять теплая. Лучше всего поехать на каике, где поглубже. Иногда, когда я выхожу порыбачить, мы видим, как они плавают у лодки, бывает, со своими малышами…

Забыв мои прежние вопросы, он с удовольствием рассказывал критскую версию вечной рыбацкой байки, пока его не прервала сестра. Она сунула мне в руки огромный букет красных гладиолусов – в наших цветоводческих каталогах их называют византийскими, и луковицы продаются в розницу по пять пенсов штука. На Крите они растут как сорняки, в пшенице. Букет лохматился надерганными впопыхах лиловыми анемонами – сочетание не из удачных – и алыми тюльпанами с заостренными лепестками – разновидность, которая в питомнике Фрэнсис идет по крайней мере по семь пенсов за штуку.

– Это вам, теспойнис !

Я так рассыпалась в благодарностях, что не заметила, как мы одолели последний поворот проселочной дороги, а за ним показалась гостиница.

То, что я увидела, на первый взгляд вряд ли заслуживало такого названия.

Раньше это были два квадратных двухэтажных дома. Соединенные вместе, они образовывали длинное приземистое здание. Строение справа было обычным жилым домом, большим по деревенским стандартам, возможно из пяти комнат. Второе – деревенский кафенейон, или кофейня. Большая комната в цокольном этаже с распахнутыми ставнями была открыта на улицу и выполняла теперь двойную роль – деревенской кофейни и гостиничной столовой. В одном углу этой комнаты – изогнутая стойка со штабелями фаянсовой посуды и стаканов и с полками для бутылок позади нее. Между кофеваркой и лоукомафес – стойкой – было несколько изысканных пирамид фруктов. Дверь в задней части комнаты, по-видимому, вела в кухонные помещения. Пол в ресторане был дощатый, чисто вымытый, стены побелены, как в деревенской кофейне, но белые полотняные скатерти накрахмалены, и на некоторых столиках – цветы.

В конце здания, снаружи, у внешней стены ресторана, была каменная лестница, она вела в комнаты наверху. Как видно, ею пользовались – выщербленные ступеньки побелены, на каждой стояло цветущее растение: вьюнок с длинными голубыми колокольчиками, спускающийся до низа стены, алые герани, разноцветные гвоздики, от глубоких ярких тонов до перламутрового румянца тихоокеанской раковины. Стены здания были недавно побелены, а все подлежащие окраске детали выкрашены в синий цвет.

Все это производило эффект простоты, свежести, а цветы, деревья тамариска за домом и поблескивание моря вдали придавали этому виду настоящее очарование.

Георгий с шумом поставил мой чемодан размашистым движением, которое с успехом скрыло его облегчение, и позволил без особого труда уговорить себя принять пять драхм. Чувство собственного достоинства – палликарас – заставило его скрыть свой восторг, и он степенно удалился в сопровождении носящейся вокруг него Ариадны. Но я видела, как, не успев исчезнуть из поля зрения за стеной первого здания, он пустился бежать. Новость уже обрела крылья.

Георгий оставил меня у края крытой террасы, которая была построена вдоль фасада гостиницы. В тени ее, за решеткой для вьющихся растений, было установлено несколько маленьких металлических столиков, где, очевидно, любили сидеть старейшины деревни. Этим утром трое из них были здесь, двое играли в триктрак, третий внимательно наблюдал за ними. За столиком рядом с ними сидел, качая ногой, юноша и курил. Он поднял глаза и посмотрел на меня с интересом, старики же не удостоили вниманием.

Когда я направилась к главному входу, юноша повернул голову и что-то крикнул. Мужчина, который до этого был где-то позади столовой, быстро прошел ко мне мимо игроков в триктрак.

– Вы, должно быть, мисс Феррис?

Выговор был чисто английский. Значит, это Тони. Я с интересом посмотрела на него.

Тони был молод, лет около тридцати, трудно сказать, с плюсом или с минусом, среднего роста, худенький, в движениях его была своего рода грация, которую обычно связывают с балетом. Светлые волосы, тонкие и прямые, были несколько длинноваты, но безукоризненно расчесаны. Лицо узкое, умное, глаза голубые. Он был в отличных джинсах в обтяжку и белоснежной рубашке. Улыбка у него была обаятельная, а мелкие ровные зубы похожи на молочные.