Валерия Вербинина - Он, она и пушистый детектив

На оцинкованном столе под белой клеенкой лежало тело. Едва бросив взгляд на свесившуюся вниз кисть руки, я сразу утратила все сомнения — это был Антон. Для полной достоверности следователь откинул клеенку с головы трупа, и я увидела совершенно белое лицо бывшего мужа.

— Да, — пробормотала я, отворачиваясь и чувствуя, как подкатывает тошнота, — да, это Антон… Антон Ломакин.

— Подтверждаете?

— Да, да! — выкрикнула я, испытывая единственное желание — скорее убраться отсюда.

Мы вернулись в кабинет, следователь оформил все бумаги и отпустил меня. Уже на пороге я вдруг повернулась и спросила:

— Скажите, а как… как именно его убили?

— Ударом ножа в сердце.

Я содрогнулась и вышла из кабинета. Пусть Антон не самый честный человек — но даже он не заслужил такой ужасной смерти. Пан Матей поддерживал меня под локоть и успокаивающе поглаживал по руке:

— Не надо так расстраиваться… убийство — это очень страшно, но нужно взять себя в руки, Натали. Со временем все забудется.

Наверное, он был прав, этот смешной толстячок в тяжелых ботинках…

Мы пришли в кафе и едва отыскали папу, забравшегося в самый темный угол, и заказали кофе. Пан Матей принялся рассказывать отцу о том, что произошло, а я, чтобы хоть как-то переключиться, полезла в электронную почту и там обнаружила письмо с неизвестного адреса. Вздрогнув, я его открыла — оно оказалось от Антона.

«Наташка, — писал Антон, — прости меня. У меня не было другого выхода. Я сейчас иду на встречу с одним человеком, и если не вернусь, то это письмо тебе отправит портье моего отеля, а ты непременно покажи его полицейским. Человека зовут Станислав Ежель, он не чех, русский, живет здесь, и я должен был отдать ему часть денег. Но если удастся его одурачить, то буду богат и свободен. Если нет — мертв и по-прежнему беден. Но ты сможешь забрать все себе. Желаю тебе счастья, Наташка, пусть эти деньги компенсируют то, что я причинил тебе. Антон».

Я уронила телефон на стол и в ужасе уставилась на папу и адвоката. Те отставили чашки и в ответ воззрились на меня.

— Я поняла… — прошептала я, — я все поняла… Он взял в долю представителя той фирмы, что перевела деньги. А потом решил не делиться, перевел всю сумму со своего счета на папин, надеялся отовраться как-то, сказать, что деньги случайно ушли на другой счет — поди найди сразу… а за это время он бы успел уехать и из Чехии тоже. Какой же он дурак…

Я опустила голову на скрещенные руки и заплакала. Адвокат осторожно взял телефон и посмотрел на текст письма, протянул папе, чтобы тот перевел. Отец нацепил очки и забормотал вполголоса, а я все плакала и никак не могла остановиться. Деньги Антона мне не нужны — это очевидно. И я прямо сейчас с этим письмом вернусь к следователю и все ему объясню.

Решительно стерев с глаз слезы, я отобрала у слегка опешившего отца телефон и попросила пана Матея пойти со мной назад, в отделение полиции. Тот, уловив смысл письма, закивал головой:

— Это верное решение, Натали. Чужие деньги никому не приносят счастья. Тем более те, на которых кровь.

Оставшиеся четыре дня я провела с легким сердцем и совершенно чистой совестью. Мне уже не жаль было Антона, так глупо погибшего из-за денег, которые он даже не успел подержать в руках, и уж совершенно точно не жаль было той астрономической суммы, которую мы с помощью банка вернули на счет одураченной Антоном и его подельником Станиславом фирмы. О том, что случится с Ежелем дальше, я знать не хотела — к чему?

Все свободное время мы проводили с Олегом и его учениками или просто вдвоем. Они улетали на два дня раньше меня, и я старалась как можно больше показать ребятам. Погода, к счастью, установилась довольно теплая, гулять было приятно, всюду чувствовалось весеннее настроение, а в центре Праги готовились к большим гуляниям по случаю Пасхи — даже деревья были украшены пасхальными лентами и фигурками цыплят и зайчиков.

Когда Олег и его ученики улетели, я немного загрустила — все-таки веселые парни не давали мне скучать. Но это быстро прошло — папа с лихвой компенсировал мне отсутствие компании. В день отлета мы с самого утра отправились-таки в его любимый ресторанчик «У Бронцу» и заказали мясное ассорти, которым папа поразил меня в день прилета. Скажу честно — приготовленное поваром ничем не отличалось от отцовского…

В Шереметьеве мы приземлились почти в восемь вечера, и, забрав с транспортера свой чемодан, я направилась к выходу. Первое, за что зацепился взгляд, был огромный букет альстромерий белого и красного оттенков — я их очень люблю, потому сразу и заметила. Но когда из-за букета выглянул Олег, моему удивлению не было предела:

— Как… как ты догадался?

— Не догадался. Ты сама говорила, что любишь их. Пришлось название украдкой в телефон забить — боялся, что не выговорю.

Он протянул мне букет и взял чемодан тем жестом, каким это обычно делают близкие люди.

— Мадемуазель, карета ждет на стоянке. Или у чехов правильнее — пани?

Я рассмеялась:

— Это не важно. Я очень рада, что ты меня встретил.

— Ну, я же не мог не встретить женщину, с которой нахожу трупы вместо подснежников, правда? — Он подставил мне согнутую в локте руку. — Держись, а то скользко. Вчера было тепло, а сегодня вдруг подморозило, каток вокруг.

Мы направились к парковке, и я вдруг сказала:

— Я приглашаю тебя в гости. Хочу кое с кем познакомить.

— С кем? — спросил Олег, и я почувствовала волнение в его голосе.

— С Филимоном.

— Странное имя.

— Чего это? Вполне нормальное — для хорька-то, — серьезно сказала я, поняв, что он подумал о ребенке, и долго хохотала, глядя, как Олег растерянно хлопает глазами.

Фильку мы забрали от Лены, где он жил во время моего отъезда. Подруга-ветврач соглашалась нянчить хорька охотнее, чем моя мама. Сидя в переноске, Филимон недовольно сопел и фыркал, принюхиваясь к незнакомому запаху машины и чужого человека. Дома же, обежав с инспекцией каждый угол и делая вид, что Олега не замечает, он вдруг по-хозяйски забрался в карман его брошенной на пол сумки и смешно торчал оттуда, пофыркивая.

— Это высшая степень доверия, между прочим, — сообщила я, включая чайник.

Олег вернулся в прихожую и сел на корточки рядом с сумкой. Странное дело — мой дикий Филимон, не признававший чужих и сразу убегавший в свой домик, вытянулся в струнку и пристально смотрел ему в глаза. Олег протянул руку и погладил зверька по голове. Филька выкатился из сумки и проворно забрался к нему на колени.

— Я в шоке, — сообщила я из кухни, — такого он не проделывал ни с кем, даже с мамой.

Олег пришел в кухню, держа Фильку на руках, а тот скроил такую умильную морду, что сомнений не оставалось — гость ему понравился.