Гийом Мюссо - Скидамаринк

Я не был в Нью-Йорке 4 года и совсем не скучал по нему. Я никогда не был частью Большого Яблока, чьи жители клянутся пятой авеню, желтыми такси и Трамп-Тауэр. Спустя все эти годы я не сожалел о том темпе жизни, о вое сирен, что разрывают ночь и создают ощущение пребывания в осаде.

Единственное, чего мне не хватало, так это яркости Атлантического океана, переливающегося огнями в некоторые из дней. Этот светло-синий цвет стали придает особенный лоск Манхэттену. Честно говоря, я тоже сохранил хорошие воспоминания о его огнях и запахе Рождества, но без всей этой истории я бы не поехал туда. Моя жизнь была слишком привязана к Нью-Йорку, и я захотел уйти, как изгнанник, навсегда покидающий свою родину.

Тем не менее, покидая Ирландию на следующий день после резни, мы сосредоточились на нем, потому что нити нашего расследования вели на северо-восток США. Магнус был убежден, что следующий шаг Мона Лизы будет связан с биотехнологиями. Двумя месяцами ранее он слышал в Cell Research Therapeutics о готовящемся эксперименте по генной инженерии. Он подозревал, что Стейнер в глубокой тайне готовится к генной модификации эмбрионов перед помещением их в матку. Какова точная природа этих манипуляций? Джемерек не мог... не хотел? подробнее рассказать нам, но по его словам это было не удивительно, что Мона Лиза пронюхал о проекте и собирается саботировать его.

Мы купили билеты в Нью-Йорк на следующее утро. Предыдущие дни были очень напряженными, и нам нужно было выдохнуть. Кроме того, в отсутствие информации, я предложил своим друзьям пару дней для того, чтобы заняться своими делами. Но прежде чем мы расстанемся, я пригласил всех на поздний завтрак в аэропорту Джона Кеннеди. Когда мы перекусили, Витторио уехал в Вашингтон, чтобы навестить своих друзей-семинаристов, а Магнус поехал повидать дочь, которая жила недалеко от Орландо. Все мы договорились встретиться вечером следующего дня в баре отеля The Waldorf Astoria.

На выходе из аэропорта мы с Барбарой взяли такси до верхнего Ист-Сайда, где у ее дяди была квартира. Не было никаких вопросов, чтобы оставить ее одну, после того, что мы пережили. К тому же, она настолько же нуждалась во мне, как и я в ней.

Две башни почтенного Сан Ремо одного из самых рейтинговых зданий довоенного Манхэттена высились на углу центрального парка и 74-ой улицы.

У входа нас поприветствовал охранник и вызвал нам лифт. Барбара знала его по имени и общалась с ним в привычном тоне, видимо, она часто сюда приезжала. Квартира располагалась на десятом этаже, и из нее открывался потрясающий вид на парк. Она пожаловалась на духоту и пошла на кухню, в то время как я открывал окна.

– Вы в праве смотреть скептически, – сказала она, присоединяясь ко мне на балконе с бокалом узо, – эта квартира даже меня ввела бы в заблуждение.

Ее трудно было винить: двухэтажная квартира, общей площадью более двухсот квадратных метров с фонтаном посередине комнаты, обрамленным бонсай и двумя картинами Роберта Раймана на стенах. На полках два серебряных Будды поддерживали книги, а в углу, ближе к террасе, располагалась удивительная коллекция дизайнерских игрушек ручной работы, главной из которых был конь, Гермес, из полированного дерева. Чуть далее, около лестницы, в элегантной застекленной витрине был собран большой ассортимент Colt и Smith & Wesson разных эпох. Оружие определенно было семейной коллекцией Веберов.

Жить в таком месте было привилегией. Многие звезды шоу-бизнеса и крупные предприниматели имели квартиры в Сан Ремо. Когда-то, в недавнем прошлом, я тоже лелеял надежду жить в таком месте, чтобы иметь возможность принимать коллег у себя дома и видеть их зависть.

Когда я зашел на кухню в элегантном стиле, который Барбара называла «новый американский шик», я попытался в уме подсчитать, скольких пациентов стоило прооперировать ее дяде, чтобы жить здесь.

– Он бывает здесь менее 30 дней в году, – сказала она, открывая холодильник, чтобы взять бутылочку Perrier.

– Да? А кто присматривает за квартирой?

– Горничная приезжает дважды в неделю, и садовник поливает бонсай каждые два дня, – ответила она самым естественным тоном.

– Ну конечно, – вздохнул я.

– Вы действительно не любите роскошь? - спросила она улыбаясь.

– Я не люблю такую роскошь, - ответил я прежде чем глотнуть минеральной воды.

– Почему?

– Я уже рассказывал, что провел свою юность в Бостоне, моя семья была бедной, и мы часто питались только тем, что нам предоставляли социальные службы. Я слишком хорошо знаю цену деньгам, чтобы транжирить их на показную и ненужную роскошь.

Я знал, что мои аргументы ее не убедят.

– В прошлом году я заплатила 20 000 долларов за вечернее платье от итальянского дизайнера, – похвасталась она. - Я не чувствую ни вины, ни сожаления, ничего, это как компенсация от жизни, потому что если я никогда не была бедной, то и богатой я не родилась.

– Я считаю это довольно неприличной покупкой. Посчитайте, скольким людям вы могли бы помочь.

– Помочь людям, помочь людям, звучит как идеалистические взгляды студента-первокурсника юридического факультета, – усмехнулась она.

– Я не стыжусь, – защищался я. - Когда я выбирал этот путь, у меня были свои идеалы, я хотел жить согласно своему призванию. Я хотел использовать свои навыки, чтобы помогать нуждающимся. Хотел бороться с несправедливостью нашего общества. Я восхищался Ральфом Надером...

– Ну конечно! И как и все остальные, вы в итоге стали защищать бизнесменов, зарабатывая 400 долларов в час.

– Да, это так, – признался я. - Людей, которые владели частными самолетами за 40 миллионов долларов, в то время как сотрудники, убиравшие этот самолет, зарабатывали 5,05 долларов в час.

– Вы прекрасно знаете, что куда бы вы ни пошли, вас будут судить по вашим доходам и активам. Деньги решают все: от вашего места жительства и одежды до ваших любовных похождений, состоятся они или нет...

– Вы правы, – признал я с сожалением. - Время проходит и нам приходится платить по своим кредитам. Мы хотим купить спортивный автомобиль, чтобы впечатлять девушек, носить Rolex, проводить отпуск на Юге Франции и играть в гольф.

– И в один прекрасный день, вы Тео МакКоул, блестящий юрист из Бостона решили все бросить, – сказала она ироничным тоном.

– Именно. Я отказался от мирской суеты и в прекрасной форме с тех пор.

Самое плохое, что я не думал так на самом деле.

Во второй половине дня мы пошли за покупками в Сhelsea market, в торговый центр на 9-й Авеню, где элегантные бутики чередовались с продовольственными магазинами. Так как мы проголодались, она повела меня поесть «petits suisses» в Perigord Attitude, французскую кофейню, где мы также попробовали «французский поцелуй» – чернослив, маринованный в Арманьяке и выложенный в форме сердца, с добавлением фуа-гра и все это мы запили чудесным кофе. Потом она привела меня в магазин женского белья на 5-й Авеню, чтобы выслушать мое мнение по поводу ночной рубашки: белая кружевная или цвета сливы? И я должен признать, что получил удовольствие от этих походов по магазинам, где нас принимали за влюбленных.