Гийом Мюссо - Скидамаринк

Мэл связалась с ним с помощью SWAG, американского комитета поддержки рабочих из южно-американских макиладорас. Как я узнаю позднее, этот мужчина сыграл главную роль в событиях последних недель, поскольку следовал за нами безостановочно от Тосканы до Нью-Йорка.

Как только эмоции первой встречи развеялись, я поделился с Мелани заключениями, к которым мы пришли вместе с Магнусом, Витторио и Барбарой.

Она внимательно меня выслушала. Я искал взглядом ее согласных кивков или отрицательных движений головы, но ее лицо не тронула ни одна эмоция, пока я рассказывал. Она знала, что мы знали.

– Самое главное вы поняли, – признала она, когда я закончил.

– Тогда расскажи все остальное.

Задумавшись, она налила себе стакан молока, пригубила его и облизнула верхнюю губу.

– Прежде всего, я хочу сказать тебе кое-что, Тео. Кое-что очень важное для меня.

– Да?

– Что бы я ни делала, мое личное желание никогда не было сильнее моего призвания – действовать во имя общего блага.

– Я в этом никогда не сомневался, Мэл, ни я, никто другой из нас четверых.

– Два последних года, пока я была вице-президентом, были тяжелыми, – начала она. - Я чувствовала себя одновременно одинокой и бесстрастной. Я все больше задавалась вопросом, правильный ли выбор я сделала в жизни, и оставалось ли место свободе политической власти в стране, где две трети людей не голосуют, где лобби финансируют политические кампании и диктуют служащие их интересам законы.

– Ты спрашивала себя, зачем ты нужна этой системе?

– Верно, – подтвердила она. - Интересы больших предприятий и групп давления управляют жителями, а республиканцы противятся любому проекту реформы, потому что являются основными получателями их денежных средств.

– Ты хотела бы это изменить?

– Конечно! Я хочу стать президентом, чтобы не просто снижать налоги для богатых или сокращать социальную помощь. Мы видим, как повсюду царит неравенство, упадок общественных школ, разрушение планеты, но мы никогда не предпринимаем должных мер

Она говорила тем воинственным тоном, который творил чудеса на предвыборных митингах.

– А при чем тут Стейнер?

– У него была экономическая и научная власть, а у меня, возможно, была бы власть политическая, и я была ему нужна. Он хотел, чтобы я пообещала, что если стану президентом, то не стану устанавливать законодательные препятствия для полной легализации клонирования человека и генетических изменений.

– В противном случае он угрожал финансово поддержать твоих противников

– Да. И с этого-то все и началось. Как тебе объяснить? Этот человек становился все более и более опасным для человеческого рода, но в то же время мне нужны были его деньги, чтобы противопоставить их золоту войны республиканцев. Я не знала, как за это взяться. И вот однажды мне пришла в голову безумная идея, как от него избавиться. В ходе одной из наших встреч, я предложила ему обменять мое будущее согласие о легализации клонирования на организацию, с помощью его людей, похищения Джоконды

– И он согласился?

– Без каких-либо сложностей, - подтвердила она. Они считали, что я эксцентричная лесбиянка, прикрывающаяся внешними приличиями, и не видели никакой опасности. Что до практической стороны похищения, то он был уверен, что риски минимальны и в этом он не ошибся: его люди с легкостью отключили сигнализацию музея, чтобы вынести картину.

– Я думал, что такую ценную картину должны хорошо охранять.

– Так и есть. Но попробуй предположить, как называлась обслуживающая охранную систему музея организация? «Локерс и Локерс». Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Я мало об этом знаю, – заметил я, пытаясь вспомнить все биржевые новости, которые читал в газетах. Это филиал какой-то крупной страховой компании, нет? Может быть, «Сейф Лайф» или «Джентл Старс»

– Это «Джентл Старс», молодец! И кто является держателем более 25% активов группы?

– «Майкро-Глобал»?

Мелани кивнула.

– Хорошо, а потом?

– Я попросила Стейнера прийти ко мне, одного, чтобы отдать мне картину.

– И он ничего не заподозрил? спросил я нетерпеливо, ожидая услышать окончание рассказа. Я представлял его тем еще параноиком.

– Вот именно потому, что он был очень подозрительным, он настоял на том, чтобы встретиться в узком кругу.

– Но он же знал, что ты его ненавидишь!

– Возможно, но мы подписали что-то вроде пакта о ненападении: мы нуждались друг в друге, и он считал себя слишком могущественным, чтобы я осмелилась предпринять что-то против него. Он ожидал чего угодно, только не физического нападения в жилище вице-президента США. Итак, он приехал в мой дом на Кэнтербери Авеню, в сопровождении всего лишь одного телохранителя, который выполнял также функции водителя. Все произошло очень быстро: с помощью своего брата Паоло Алехандро уложил их обоих, затем мы накачали Стейнера наркотиками. Оставалось только переправить тело в Гондурас на вертолете. Этим занялись Паоло и Алехандро, при участии троих независимых профсоюзников, чья деятельность когда-то закончилась увольнением. Стейнер не оставил хороших воспоминаний своим работникам в Гондурасе. Было несложно получить от них что-то типа доброжелательного нейтралитета для реализации наших планов.

– А телохранитель?

– Что, ты думаешь, мы сделали, Тео? Это тебе не церковный мальчик

– Возможно, но ты убила двоих человек, Мелани, – сказал я, представляя, что я тоже прикончил двоих убийц в подвале в Ирландии и что у меня не было права давать ей уроки.

Не поморщившись, она принялась защищать свою позицию:

– Людям, обличенным властью, иногда приходится принимать такого рода решения, Тео. Это был лучший выбор для общества. Проекты Стейнера повергли бы нашу страну в евгеническое безумие, которое уже проявлялось в начале века, когда богатые консервативные семьи начали распространять идею, что наследственность определяет поведенческие патологии индивидуумов.

Она привела пример реакции элиты WASP, которая, после мощных волн иммиграции боялась потерять свою политическую и экономическую власть. В контексте стремительного развития городских гетто и увеличения социальных проблем, национальные элиты начали продвигать евгеническую политику на почве Соединенных Штатов, что в 30-х годах привело к насильственной стерилизации субъектов, определенных как генетически ущербных.

– К тому же, этот сумасшедший сам хотел быть клонированным! - вскричала Мелани, воздевая руки к небу.

– Стейнер хотел сделать своего клона? - повторил я, не веря.

– Да, но генетически измененного клона, более сильного физически, более устойчивого к болезням и наделенным еще большим умом. Именно с этой целью он затеял операцию по генетической хирургии: чтобы его жена «родила его самого», и чтобы новый маленький Стейнер стал наследником старого и увековечил его дело господства над миром