Михаил Божаткин - Последний рейс «Доротеи»

— Где это вас? — спросил Сима, глядя на Бугримова и проводя пальцами по своему лицу. — Такое впечатление, словно вы в мясорубке побывали.

— Да и было похоже на мясорубку… Зимой я здесь был, в лесах, — кивнул Бугримов в ту сторону, где, по его мнению, должны были находиться горы. Только теперь вспомнил Цыганок, где он слышал его фамилию: среди партизан Крыма о Бугримове ходили легенды. Командуя небольшой конной группой, в которой были отчаянные ребята, вооруженные в основном ручными пулеметами, он наводил ужас на белогвардейские гарнизоны. — Сделали мы налет на Бушуйские копи, откуда беляки уголь брали, — продолжал рассказывать комендант СУРа. — Копи взорвали, в стычке был я ранен и остался с пулеметом прикрывать отступающих. Когда у меня патроны кончились, наскочили белые… Стреляли, саблями рубили. Бросили — думали, что мертвый. А я — вот он!.. — Он зашагал по складу, вытащил из какого-то закутка почти новые тельняшки, дал хлопцам. — Нате! Штука теплая, пригодится. А как у вас с ночлегом?

— Как у турецкого святого — под звездным одеялом.

— Сейчас дам ордер в гостиницу, — комендант взял из стопки бумаги лист, размашисто написал несколько слов. — Вот!

«Роскошно у них с бумагой», — подумал Тимофей, вспомнив газеты, отпечатанные на синей или серой бумаге, а то и на обратной стороне старых бандеролей. Однако на обороте и этой бумаги было что-то напечатано. Тимофей не смог сдержать возгласа изумления: это была листовка, на которой помещался портрет коменданта СУРа, только без повязки, и текст, оповещающий, что «правительство Юга России» назначает награду за «большевистского бандита Б. П. Бугримова, если он будет доставлен в контрразведку живым или мертвым».

— Не успели расклеить, улепетывать пришлось, — прокомментировал Борис Петрович. — Да и дешево они меня оценили…

— О таком я только в книжках читал, — признался Сима. — А тут — наяву.

Это откровенное восхищение, а может быть, и секретное задание, полученное ими от начальника, расположили коменданта к друзьям, и он решил оказать им еще услугу.

Человек в душе добрый, Бугримов старался не показывать этого и потому говорил отрывисто и вроде бы сердито. Вот и теперь, не пригласил, а приказал:

— Идемте-ка!

В углу двора, среди густо разросшихся кустов дерезы, показал на металлическую решетку, закрывающую водосток.

— Вот там защелка, отодвиньте ее и поднимите решетку. Здесь и проходите, если срочно потребуется… А то с парадного хода — какие же вы агенты будете?

Сима первым спрыгнул в яму, отодвинул защелку, приподнял заграждение и нырнул вниз. Тимофей — за ним. Они очутились на склоне, спускающемся к Большой Морской улице, в зарослях дерезы и боярышника.

На приморском бульваре друзья нашли невзрачное строение с брезентовой крышей. Как видно, хозяин не особенно стремился к рекламе — на ржавом листе железа только и было написано: «Кафа Мкртчн». Но так как рядом стоящие шесть согласных произнести было просто невозможно, кто-то смилостивился и между «ч» и «н» вставил сверху букву «я».

— Черт, пока выговоришь, язык штопором скрутится, — проворчал Сима.

Однако какой-то романтик, не удовлетворенный прозаической вывеской, нацарапал углем на двери: «Таверна „Рваные паруса“».

— Ну вот, это я понимаю! — щелкнул по надписи Сима и открыл дверь.

В помещении царил полумрак, только у стойки было несколько светлее от небольшого окошечка. Пахло пищевыми отходами, застарелым табачным дымом и спиртом. На стойке стоял мужчина, женщина протягивала ему бидон, но, как только скрипнула дверь, она опустила руки.

Ладно, после вымоем… — сказала она. — Что хочешь? — крикнул мужчина.

— Напиться зашли.

— Закрыто!

— Ну, куда же нам теперь? Напоите жаждущих странников.

Человек спрыгнул со стойки, буркнул что-то и ушел за перегородку.

— Так что вы хотите? — спросила с легким кавказским акцентом женщина, в полумраке лицо ее ребята не могли рассмотреть, только и заметили большую шапку волос и огромные глаза.

— Синьора, — галантно начал Сима, — вы рождены, чтобы пленять людей, сводить их с ума. Но мы не можем рассчитывать на вашу взаимность по многим причинам, одна из которых перманентная нехватка дензнаков.

— У меня еще уйма работы до открытия, говорите скорее, что вам надо, — улыбнулась женщина, хотя в глазах ее мелькнул тревожный огонек.

— Дорогая… — облокотился на стойку Сима. Тимофей, видя, что Цыганок не торопится уходить, прислонился к металлической колонне. И странно — на улице стояла жара, от полотняного верха, от стен тянуло зноем, а колонна была холодной. Обыкновенная металлическая колонна толщиной вершка в три, по-видимому, из трубы, уж она-то должна была бы прогреться за день, а тут… И Тимофей пощупал ее рукой — холодная.

— Думайте быстрее, мне некогда!

Из-за перегородки выглянул мужчина.

— Ситра нада? — спросил он. — Не нада? Дай им киндербальзам! — и снова скрылся.

Женщина налила по полстакана какой-то желтоватой жидкости, подала друзьям. Тимофей хлебнул и задохнулся — жидкость была необычайно крепкой, с сильным, неприятным запахом. Сима выпил все, вздохнул, спросил вежливо:

— Сколько?

Уплатил и направился к выходу. Женщина последовала за ним.

Ей вдогонку что-то сердито по-армянски крикнул мужчина. Когда ребята вышли, за ними громыхнул засов.

— Вот так киндербальзам! — покачал головой Сима. — Спирт с самогонкой.

Тима ничего не смог ответить, он никак не мог отдышаться.

— Знаешь, — наконец начал он, — колонны у них какие-то странные.

— А ты что хотел, чтобы в такой таверне все было нормально? Нет брат, там кругом тайна. Тайна в колоннах, таинственна эта женщина, а хозяин с непроизносимой фамилией начинен тайнами до самого кончика своего феноменального носа. Он может быть и честным торговцем, может быть и контрабандистом, может и ворованное принимать, а при случае секир-башка сделает. Кругом тайна, Тима, кругом…

В гостинице по ордеру они получили большую пустую комнату. Уставшие друзья сразу же легли на пол и заснули.

Слушайте, граждане, да их тут больше, чем сейчас дензнаков в Крыму, — воскликнул Сима. — Нет, я не в состоянии один прокормить столько!.. — Он вскочил с пола, снял рубаху, встряхнул ее. Из нее посыпались клопы. — Вот наголодались, даже днем орудуют. Тимофей тоже давно чувствовал зуд по всему телу, но занятый своими мыслями, не придал этому значения.

— Слушай, Цыганок, а что если они в этих колоннах и хранят спирт? — сказал он.

— Думаешь? А то! Заклепал снизу, сверху сделал крышку, и ни один черт не обнаружит, хоть сотню обысков произведи.

— Когда мы зашли, этот Мкртчян стоял на прилавке, а женщина хотела подать ему бидон…