Наталья Александрова - Последняя драма Шекспира

– А тут, понимаешь, такое дело… – начала Лиза и замолчала, потому что Андрей Иванович весьма ощутимо ткнул ее в бок – ни к чему, мол, еще и полицию в это дело вмешивать.

Лиза и сама сообразила, что болтать не нужно, а не то эти объявят карты уликой и конфискуют, и когда еще отдадут, потом и не найдешь.

– Слушай, давай оформляй уж ее, да и отвези меня домой, – сказала Лиза Патрикееву, – на сегодня мне приключений достаточно.

Андрей Иванович торопливо собирал с пола карты.

Граф, как обычно без стука, распахнул дверь и вошел в комнату, где Шекспир переодевался к следующей сцене.

– Я не помешал тебе, Уилл? – проговорил он безразличным тоном, явно не ожидая ответа.

– Как вы можете помешать мне, милорд! – ответил актер со смирением, под которым едва скрывалось раздражение. – Вы знаете, что я принадлежу вам со всеми потрохами.

На этот раз граф уловил в его голосе недовольство.

– Никак мой Уилл капризничает? – произнес он насмешливо. – Брось, дружище! Какая муха тебя укусила?

– Я готовлюсь к выходу на сцену.

– Не бойся, я не задержу тебя надолго. Я всего лишь принес тебе пару фраз, которые нужно вставить в текст пьесы.

– Пару фраз? – Уилл исподлобья взглянул на аристократа. – Милорд, вы знаете, какие слухи ходят о нас в Лондоне?

– Какие же?

– Будто это вы пишете все пьесы для нашего театра, а я – всего лишь марионетка, имя, которым вы прикрываетесь, чтобы избежать неприятностей с властями!

– Брось, Уилл! – Граф покровительственно похлопал актера по плечу. – Неужели тебя заботят эти досужие домыслы? Твои пьесы хорошо идут, они собирают полный зал, ты зарабатываешь на них хорошие деньги – чего тебе еще?

– Чего еще? – Шекспир сбросил с плеча руку аристократа. – Представьте, милорд, что вы – мать, которая родила и выкормила прекрасных детей, и вдруг приходит богатая и знатная госпожа и говорит, что заберет этих детей себе, что отныне ее они будут звать матерью, ей будут дарить любовь и благодарность. Ведь детям от этого будет только лучше, не правда ли? Каково вам было бы выслушать такое? Каково вам было бы отдать в чужие руки собственную плоть и кровь?

– Ты несешь ерунду, Уилл…

– Ерунду?! Для меня мои сочинения – те же дети, я выносил и вынянчил каждое из них, неужели вы думаете, милорд, что мне приятно, когда вам приписывают их авторство?

– Но, Уилл, при чем тут я? Ведь эти слухи поползли сами собой, без моего ведома и без моего участия.

– Не знаю, так ли это. Поговаривают, что вы сами их распускаете, чтобы потешить свое самолюбие. И не для того ли вы попросили меня отдать вам все черновики моих пьес, чтобы у меня не осталось доказательств моего авторства?

– Мало ли о чем поговаривают в людских! – На этот раз в голосе графа зазвучало раздражение. – В конце концов, я могу просто рассердиться. Тебе мало тех денег, которые я тебе плачу? Тех денег, благодаря которым ваш театрик сводит концы с концами? Я заплачу еще, скажи только, сколько тебе нужно. Заплачу вдвое больше. Но помни свое место, мастер Шекспир! Помни, кто ты и кто я! Если тебе надоела моя дружба, ты можешь узнать, что такое моя вражда! Ты знаешь, какое влияние я имею при дворе! Ты знаешь, что лорд-мэр – мой добрый приятель, и если я захочу, ваш театрик тотчас закроют, и ты со всеми своими дружками останешься без работы!

– Я знаю, милорд… – проговорил Уилл, склонив голову. – Я прекрасно понимаю, чем вам обязан.

– И кстати, не забывай, что ты обязался и впредь отдавать мне все свои черновики. Это предусматривает заключенный между нами договор, и нарушение этого договора грозит тебе серьезными неприятностями.

– Я помню, милорд!

– Вот то-то! – Граф желчно усмехнулся. – Что ж, не буду тебе мешать, ведь тебе сейчас идти на сцену. Вот те фрагменты текста, которые нужно вставить к завтрашнему представлению.

Он положил на стол перед Шекспиром листок с несколькими фразами и вышел из комнаты.

Проводив его взглядом, Уилл задумался.

Что ж, сила и впрямь на стороне графа. Но граф еще не знает, чем может отплатить бедный актер. Конечно, у него нет денег и власти, но у него есть другая власть, власть над словом…

В гримерную постучал мальчик, прислуживающий на сцене.

– Мастер Шекспир, – проговорил он, – ваш выход!

Шекспир забыл обо всем – как всегда перед выходом на сцену, он перевоплотился в своего персонажа.

Вернувшись в гримерную после завершения спектакля, Шекспир достал из потайного ящика своего стола старую колоду карт Таро, которая досталась ему от старухи Мегги.

Как он часто делал в трудные минуты жизни, Уилл перетасовал колоду и открыл верхнюю карту. Эта карта должна была подсказать ему верный путь.

Это оказалась карта Шут.

Ну да, он – актер, шут, ярмарочный фигляр. Оружие шута – слово, острое и точное слово.

Он знает, как отомстить самоуверенному аристократу. Знает, как оставить потомкам неоспоримое доказательство своего авторства.

Он напишет еще одну пьесу, в которой выведет самого себя – бедного актера и барда, и самодовольного графа, который считает, что своими деньгами и своей властью он может достичь всего, в том числе и посмертной славы.

Он покажет этого графа во всем его напыщенном ничтожестве, распишет его яркими красками, сделает смешным и жалким – как он это умеет.

Правда, поставить эту пьесу в своем театре не удастся – граф сотрет его в порошок. Но это не столь важно, эту пьесу прочтут и поставят позднее, когда ни графа, ни его самого, возможно, не будет в живых. Главное, что потомки узнают правду, и справедливость восторжествует.

Но есть еще одна сложность.

Он обязался отдавать графу все свои рукописи. У графа всюду есть свои шпионы, наверняка он подкупил кого-то из театральной прислуги, а возможно, и кого-то из актеров. Текст новой пьесы наверняка попадется кому-то на глаза, и граф вскоре узнает о ее существовании… если только… если только…

Шекспир вышел из своей гримерной и заглянул в каморку, которую занимал театральный реквизитор.

– Гарри! – окликнул он реквизитора. – Помнится, ты показывал мне какие-то удивительные чернила… невидимые чернила.

– Вы говорите о тех чернилах, сэр, которые можно увидеть только при особом свете?

– Именно о них, Гарри. Дай мне пузырек.

– Никаких проблем, сэр. Никак вы хотите написать письмецо замужней даме, у которой очень ревнивый муж?

– В самую точку, Гарри! Ты попал в самую точку. Муж и правда очень ревнивый, а вдобавок у него пудовые кулаки.

– Одну минутку, сэр, где-то у меня был пузырек таких чернил. Для правого дела Гарри ничего не жалко.