Елена Арсеньева - Тайна Зинаиды Серебряковой

Просто, ничего себе!!!

Словом, уехал Борис — и возвращается обнадеженный: добрый пастырь нашелся, правда, запросил немало, 300 рублей, но что делать!

На радостях поехали мы на ярмарку — очень хотелось чего-то такого праздничного! И получили что хотели: что за неистовая пестрота красок, и сильный ветер, и солнце, и все эти юбки, платки, ленты трепетали и переливались самыми яркими, ядовитыми, кричащими красками! Это жизнь была, жизнь… ее яркие краски!

Первым чувством Ани, как только она увидела эту пресловутую Ирочку, была жгучая ревность. «Уродятся же такие!» — подумала она почти со злобой к Природе, которая выпускает на белый свет столь совершенные творения. Бледно-золотые волосы. Полное впечатление, что в глазницы мраморного личика вставлены два сапфира. Восхитительные ресницы, кожа персиковая, губы как мальва. Полное обалдение!

«Жаль, что в придачу к этой уникальной красоте Бог не дал Ирине хоть каплю ума, а судьба не наделила счастьем», — подумала Аня — безо всякой, впрочем, жалости, а с четко выраженным злорадством: уникальные глаза уже сочились слезами, чудный рот жалобно дрожал… Ира не выдержала пристальных взглядов двух незнакомых людей, про которых квартирная хозяйка только и сказала: «Они тебе помогут! Держись за них обеими руками, дурища!»

«Ты представляешь, какого ребенка она нам родит?» — шепнул в это время Дима, приобняв жену за плечи и касаясь губами ее уха, чтобы ни в коем случае не услышала плачущая Ира. У Ани слегка отлегло от сердца.

— А тот мужчина… ну, ваш любовник, от которого вы забеременели, он тоже внешне привлекателен? — спросила она с металлическими интонациями, нарочно выбирая эти шокирующие, неприлично-откровенные слова, без всяких эвфемизмов, на которые вообще-то была большая мастерица. Это чтобы поставить Ирину на место. Та вроде бы и так стояла — ниже низшего, однако Ане с самого начала хотелось еще больше согнуть ее длинную, воистину лебединую шею.

Девушка взглянула на нее остекленевшими от слез глазами, как бы не понимая, о чем речь, потом неловко зашарила под вязаной кофточкой, узковатой для ее потрясающей груди, и вынула смятую фотографию размером с открытку.

— Умора! Она фото этого подлеца еще и на груди носит! — фыркнула присутствовавшая при встрече двух заинтересованных сторон Нонна. — Он ее бросил, а она его — у сердца!

Аня взяла снимок двумя пальчиками, брезгливо передернувшись: фотография еще хранила тепло Ириного тела и слегка пахла ее потом. И тут же рот ее изумленно приоткрылся: в жизни она не видела мужчину красивее, чем тот, который был изображен на снимке!

За ее спиной Дима издал какой-то странный звук, и Аня мигом поняла, что настал его черед переживать муки ревности и жестоко комплексовать по поводу своих веснушек, и очков минус восемь с половиной, и курносого носа, и жалкой бороденки, которая почему-то никак не хочет расти — лезут все какие-то клочки. И своим любящим сердцем она пожалела Диму, у нее даже слезы навернулись на глаза от этой жалости, и сразу стало легче дышать.

Ничего! Пока они с Димой вместе, они все переживут! Ну и пусть Ирка — неземная красавица, ну и пусть при взгляде на ее любовника у Ани задрожали коленки — у нее есть Дима, а это дороже всех и всяческих красот. Надо думать только о будущем ребенке, который вернет им с Димой счастье. Ирку воспринимать исключительно как инкубатор. А того красавчика выкинуть из головы.

— Берем! — решительно стукнула Анечка себя по колену, но тотчас спохватилась: — Я хочу сказать, что с этой минуты мы берем на себя все заботы и о вас, Ирина, и о будущем ребенке. Предлагаемый генофонд нас устраивает, не правда ли, Дима? Но прежде следует составить что-то вроде договора, да?

— Не что-то вроде, а именно письменный договор из нескольких пунктов, в которых будут четко предусмотрены взаимные обязательства сторон, — солидно кивнул Дима, который хоть и работал в НИИ ихтиологии, был по внутреннему призванию юристом. Анина свекровь до сих пор причитала, что Дима пошел на биофак, а не поступил в заочный юридический институт. — Это я беру на себя. К сожалению, наш договор нельзя заверить по всем правилам в юридической консультации, однако мы проработаем все мыслимые и немыслимые «про» и «контра», а свидетелем будет выступать Нонна Алексеевна. Так что имейте в виду, Ирина, в случае чего, нарушения каких-то обязательств, этот договор будет считаться на суде — если дело дойдет вдруг до суда! — полноценным документом. А пока… пока можно считать, что в силу вступает устная договоренность?

— Ладно, — кинула своей повинной головой Ира. — Только… только вы не можете дать мне немножко денег прямо сегодня? Сейчас? Авансом. Потому что… у меня уже ни копейки не осталось, честное слово, а надо же есть, и на мне платья начали трещать, надо что-то купить, чтобы скрыть живот, а то вдруг меня какие-нибудь знакомые увидят…

— Деньги вам ни к чему, — с теми же металлическими интонациями, уже прочно закрепившимися в ее голосе, произнесла Аня. — Платье вам я сама куплю, а лучше — сошью, потому что я вполне профессионально шью. Вы по-прежнему будете жить у Нонны Алексеевны, именно ей будут выделяться суммы на оплату вашего жилья и на текущие расходы. Нонна Алексеевна будет следить за вашим питанием, покупать продукты. Смысл в том, чтобы вы днем ни на шаг не выходили из квартиры. Вас никто не должен видеть, ваша беременность должна сохраняться в полнейшей тайне, усвойте это с первой же минуты! Ежевечерне мы с мужем будем приходить за вами и вместе гулять. Прогулки перед сном весьма полезны, — сочла нужным добавить она.

Черт знает, почему Аня несла такую жуткую казенщину! Отродясь она так не говорила, наоборот, все подружки восхищались образностью и богатством ее речи. «Ты, Анечка, говоришь, будто стихи читаешь. Или роман!» Ну а сейчас она будто бы декламировала инструкцию к электроутюгу. Или холодильнику. Но ей было необходимо именно это, чтобы не сорваться, чтобы не разлиться слезами от жалости к себе, к Диме, к этой отвратительно красивой девчонке, к младенчику, в конце концов, которого родная мать бестрепетно отдаст чужим людям — бестрепетно, но отнюдь не бесплатно. Причем потребовала деньги в долларах. Ну да, рубль дешевеет со страшной силой, а что будет к тому времени, когда Ирка родит?! Сколько денег на нее уйдет — подумать страшно, ведь придется покупать доллары на черном рынке! Все сбережения, отложенные на машину, на это уйдут. А сколько еще займет переезд…

Да, с Хабаровском, родным, любимым, зеленым, решено было проститься навеки. А что делать? Пусть это краевой центр, но, по сути, большая деревня, старожилы все друг друга знают, если не лично, то повязаны общими знакомыми. Здесь невозможно сохранить тайну усыновления, а это было для Ани непреложным условием будущего счастья. Если она оказалась несостоятельна как женщина — пусть не по своей вине, но не станешь же это объяснять каждому! — то об этом никто не должен пронюхать. Дима тоже считал, что в интересах будущего ребенка не знать, что его вырастили и воспитали приемные родители, а родная мать продала за деньги. Мальчик (девочка) должен (должна, нужное подчеркнуть) с первого мгновения знать только одну маму — Аню и одного папу — Диму. Итак, подальше от Хабаровска!