Наталья Борохова - Двойные игры адвоката

Конечно, Ушаков мог сделать Лизу своей заложницей и прикрываться ею как живым щитом. Интересно, будут ли тогда в него стрелять? Посчитают ли полицейские, что жизнь адвоката имеет ценность? Или ее используют как расходный материал?

Внезапно зазвонил мобильный телефон. Дубровская схватила трубку.

– Алло!

– Лиз, как подогревать кашу – в кастрюле или в микроволновке? – раздался голос мужа. Он звучал словно из другой жизни. – Мне кажется, дети хотят есть. Маша сжевала у зайца ухо.

– Делай, как тебе удобно, – произнесла Елизавета мертвым тоном. Она не спускала глаз с Ушакова. Преступник мог напасть в любой момент. – Как Маша с Сашей? – спросила она, и у нее защипало глаза. Она уже жалела, что оставила своих малюток ради сомнительного клиента.

– У них все нормально, – ответил Мерцалов. Он не осознавал, какое счастье было находиться дома и видеть лица своих детей. В его тоне явно слышалось раздражение. – Чем ты там занимаешься?

« Сижу в компании серийного убийцы и жду, когда стану его очередной жертвой» .

– По голосу слышу, что ты занимаешься чем угодно, только не работой, – продолжал Мерцалов. – Ну, надеюсь, тебе удастся развлечься. Завтра я выхожу на работу. Ты слышишь? Больше на меня не рассчитывай!

– До связи, – произнесла Лиза и нажала отбой. Экран телефона погас. Она опять переместилась в казенный кабинет, на стул с расшатанной спинкой.

– Что вам известно о моем деле? – спросил ее вдруг Ушаков.

– А? – Она вздрогнула. Вопрос прозвучал как выстрел. – Только то, что рассказал мне следователь.

– Он врет.

Ну разумеется! Как она сама не догадалась.

– Он неправильно оценил ситуацию.

– А как он должен был ее оценить? – Она почувствовала внезапный прилив отваги. Должно быть, так ведет себя мышь, загнанная в угол. – Как можно неправильно оценить то, что видишь собственными глазами? Вы лежите на женщине. Все это происходит в кустах. Причем она без сознания.

«Сейчас он начнет рассказывать, что все случилось у них по обоюдному согласию». Излюбленная тактика защиты насильника – говорить о доброй воле жертвы.

– Я стремился защитить ее, – огорошил ее Ушаков.

– От кого это, интересно? – проговорила Дубровская. Надо отдать негодяю должное, он сумел ее заинтриговать.

– От грабителя, разумеется, – невозмутимо произнес клиент. – Я шел по парку, когда услышал странный шум в кустах. Приблизился и увидел, как мужчина расправляется с женщиной. К тому моменту она уже лишилась чувств. Преступник высыпал содержимое сумки на снег, опустился на колени и начал перебирать предметы. Я бросился к нему. Он не стал выяснять, кто сильнее, просто швырнул трофей в сторону и убежал. Я не преследовал его, а кинулся к женщине. Хотел узнать, нужна ли ей помощь.

– И в этот момент вас обнаружил ее муж! – с сарказмом заметила Лиза.

– Да. Он сразу повел себя очень вызывающе. Начал кричать на меня. Тут к нему подбежал еще какой-то человек, наверное, случайный прохожий. Они вместе набросились на меня и скрутили руки. Я пытался все объяснить, кричал, что они ошиблись и нужно бежать за настоящим преступником. Но кто бы стал меня слушать! Они вызвали полицию. Итог вам известен.

– Да уж! И это та линия защиты, которую вы собираетесь предложить следствию? – спросила Дубровская.

– Это не линия защиты. Это правда, – возразил Ушаков, сверля ее тяжелым взглядом. – Вам что-то здесь не нравится?

«Мне не нравишься ты!» Не мог этот человек оказаться спасителем.

– В вашем рассказе много слабых мест, – произнесла она вслух.

– Например?

– Например, вы не учитываете, что женщина осталась жива. Она без труда сможет ответить на вопрос, кто на нее напал – вы или кто-то другой. Вы надеетесь, что она вас не опознает?

– Черт побери! Она не может меня опознать, если, конечно, она не повредилась рассудком!

– К вашему счастью, говорят, что у нее с рассудком все нормально, – со значением заметила Лиза.

– Какие еще слабые места? – нетерпеливо спросил Ушаков.

– Странно, что преступник оставил сумку на месте происшествия. Ведь именно в ней заключался весь смысл его рискованного предприятия. Что мешало ему унести ее с собой? Ведь вы его не преследовали?

– Почему я должен отвечать за то, что творится в голове у этого мерзавца?! – возмутился подозреваемый. – Значит, не очень-то она ему нужна была, эта сумка. Хотя – стойте-ка! Мне кажется, он успел что-то сунуть в карман.

– Что?

– Откуда я знаю? Спросите у него!

– Очень мудрый совет! – зло улыбнулась Дубровская. – Особенно если учесть, что неведомый злоумышленник существует только в вашем рассказе. – Она едва не сказала «в ваших мечтах» , но вовремя вспомнила, что ее позвали сюда защищать интересы подозреваемого, а не ловить его на лжи. – Предполагаю, что муж женщины и случайный свидетель уже заявили о том, что на месте происшествия был один преступник, а не два, – продолжила она новый аргумент.

– Конечно, они же не присутствовали при нападении!

– Ошибаетесь! – парировала Лиза. – Как я успела понять из слов следователя, они оба утверждают, что стали очевидцами преступления.

– Это наглая ложь! Они появились позже.

– Ну, как видите, у нас сложная задача.

– Я только не совсем понял, собираетесь ли вы помогать мне ее решать? – огрызнулся Ушаков.

– Ну я же пришла сюда, – пожала плечами Дубровская.

– Откуда я знаю, для чего вы сюда пришли? Может, только для того, чтобы помочь следователю распять меня на позорном столбе.

– Не примеривайте на себя чужую роль! Вы не Христос, – заметила Лиза. – Я пришла сюда защищать ваши интересы и буду делать это, – «даже если для этого мне придется собрать всю волю в кулак». Дубровская отступила от главного правила адвоката. Она позволила себе судить и осуждать своего клиента. Она не должна была так делать, даже если он этого заслуживал.

Когда вернулся следователь, адвокат и подозреваемый сидели молча. Каждый из них думал о чем-то своем, и сыщик не заметил, что между этими двумя людьми образовалась связь, которая, как незримая нить, должна была соединить их. Они существовали порознь. Ушаков не высказывал претензий, но и не смотрел на адвоката, когда давал показания.

Допрос прошел довольно спокойно. Сыщик аккуратно записал в протокол рассказ подозреваемого. Он ничуть не удивился, услышав из уст Ушакова новую версию ночного происшествия. Видимо, за недолгий срок работы в Следственном комитете ему доводилось слышать и не такие фантастические истории.

– Если все было, как вы говорите, почему одежда на теле потерпевшей оказалась разорвана? – спросил он под конец.

– А как, по-вашему, я должен был убедиться, что у нее бьется сердце? – с вызовом ответил ему Ушаков.