Виктор Бриджес - Двойник

Я посмотрел прямо в глаза новому знакомому и громко расхохотался: до того нелепым казалось мне то, что я услышал.

Билли сел на решетку и тоже стал смеяться, как сумасшедший.

Лицо следователя выражало недоумение.

— Простите, пожалуйста, — вырвалось наконец у меня, — не лучше ли нам войти в дом?

Вытерев слезы, выступившие у меня на глазах от неудержимого смеха, я первым двинулся вперед. Следователь шел следом за мной, Билли замыкал шествие.

— Ну, а теперь, — сказал я, когда мы все вошли в вестибюль, — вы, может быть, будете столь любезны и объясните нам, в чем дело?

Когда я говорил, послышались тяжелые шаги, и по лестнице спустился полицейский.

Следователь с любопытством посмотрел на меня и пожал плечами.

— Тут нечего объяснять! Меня уполномочили арестовать вас за убийство мистера Стюарта Норскотта. И я считаю своим долгом поставить вас в известность, что отныне все ваши слова будут приняты, как улика против вас.

— Но что дает вам повод предполагать, что мистер Норскотт погиб? спросил я.

— То, что его тело находится сейчас в мертвецкой Ист-стрита!

Мне в жизни не раз приходилось переживать неприятные потрясения, но такого, признаюсь, я еще никогда не испытывал!

Даже Билли, чье непоколебимое равновесие могло нарушить разве только землетрясение, и тот был до того ошеломлен, что свистнул.

«Итак, в конце концов, Норскотт все-таки попался им в лапы! пронеслось у меня в голове. — Длинному списку черных дел Ягнацо Прадо настал конец!»

Я вспомнил о Марчии и порадовался за нее.

— Ваше сообщение, господин следователь, несколько лаконично, — сказал я. Где же случился этот нежелательный инцидент?

— Я не имею права отвечать вам на ваши вопросы, — вежливо возразил следователь — А если вы желаете посоветоваться с юристом, то эта возможность будет вам дана, согласно существующим законам. — А теперь, прибавил он, обращаясь к полицейскому, — позовите извозчика!

Полицейский козырнул.

— Ну, до свидания, Билли, проговорил я и, в сопровождении следователя, спустился по лестнице.

Я должен был отправиться в тюрьму, откуда мне предстояло предстать перед судом за убийство, которого я не совершал.

Для меня почти не было сомнения в том, что Прадо получил смертельный удар от исчезнувшего Да-Коста. Остальная шайка в этом деле не участвовала. Но я совершенно не мог себе представить, когда и где разыгрался трагический случай. И, против того, меня чрезвычайно интересовало, каким способом полиции удалось раскрыть подлинность моей личности.

Поспешный отъезд Морица из «Аштона» был несомненно связан с этой историей, и теперь я понимаю, почему прочитав телеграмму, он так испытующе посмотрел на меня…

Несмотря на серьезность положения, я не был особенно расстроен. В самом деле, кроме страстного желания лечь в постель, я испытывал еще невероятное и самое искреннее чувство облегчения при мысли о том, что с этим делом раз и навсегда все покончено. Стюарт Норскотт мне порядком надоел, и я находил странное удовольствие при мысли, что снова стал Джоном Бертоном, хотя бы и обвиненным в убийстве…

Наш экипаж тем временем, остановился перед Боунэ. Мы вошли в канцелярию, большую и очень опрятную комнату, где стояли два американских бюро. За одним из них сидел человек с военной выправкой, но в штатском. Он что-то писал.

— Это — мистер Джон Бертон! — доложил мой спутник, и в его голосе прозвучала простительная хвастливость.

Затем, обращаясь ко мне, он прибавил:

— Это следователь Кортис: он вам прочтет обвинительный акт!

Следователь Кортис быстро овладел своим минутным волнением.

— Где вы его арестовали? — спросил он резко, с любопытством и интересом глядя на меня.

— В Парк — Лэйне! Я как раз наводил там справки, когда мистер Бертон подъехал на автомобиле вместе с другим спутником. Мне не оказали никакого сопротивления.

Кортис кивнул головой.

Встав, он перешел через комнату к целому ряду небольших папок и, вынув из одной из них какую-то бумагу, сказал:

— Я прочту вам ваш обвинительный акт!

Боюсь, что сейчас не восстановить с точностью содержание этого документа… Короче говоря, меня обвинили в преднамеренном убийстве Стюарта Норскотта, совершенном в ночь на пятое сентября, в доме, называемом «Боксе — Рентс» на Ист-стрит, в Стэпни…

Нечего и говорить о том, что несмотря на мою сонливость, я слушал чтение обвинительного акта с величайшим вниманием.

— Очень вам благодарен, — сказал я, когда следователь кончил читать, и я тут же зевнул, не имея сил дальше сдерживаться. — Простите великодушно, вырвалось у меня, — за мой неуместный зевок, это было очень интересно, но откровенно говоря, я так хочу спать, что еле держусь на ногах.

Оба следователя улыбнулись.

— Вы можете сейчас же лечь, если хотите, — заметил Кортис, складывая документ, — вы также имеете право сообщаться с вашим поверенным и вообще, с кем пожелаете.

Я покачал головой.

— Сейчас я мечтаю только о кровати! Завтра утром я успею написать кому надо!

— В таком случае, следуйте за мной! — пригласил Кортис.

Он провел меня по длинному коридору в небольшую, просто обставленную комнату, в окне которой красовались толстые, железные прутья. Но там стояла кровать с чистыми простынями, и этого при моей непреодолимой сонливости, было более чем достаточно. Я так устал, что через пять минут после ухода следователя уже спал крепким сном…

Если говорить, что жить стоит исключительно ради новизны ощущений, я не имел никакого повода жаловаться на свою жизнь! Я проснулся на утро в полицейской камере, меня обвинили в убийстве, и у моей кровати стоял следователь с чемоданом в руках.

Это был тот самый чемодан, что я привез из Будфорда.

— Вот ваши вещи: сегодня утром я послал за ними в Парк-Лэйн.

— Вы удивительно любезны, господин следователь! — заметил я. — Теперь я могу надеяться на вас, когда буду сидеть на скамье подсудимых!

Он усмехнулся.

— В одиннадцать часов вас поведут к судье. Все ваши письма будут тотчас же доставлены по назначению, если только они соответствуют правилам тюремной цензуры. Вместе с завтраком вам принесут бумагу и конверты.

Во время завтрака меня осенила внезапная счастливая мысль: написать письмо лорду Ламмерсфильду.

Долго я ломал себе голову, не зная с чего начать и какого направления держаться. Наконец, я взял лист почтовой бумаги, принесенной мне полицейским и написал следующее:

«Полицейский участок Боундстрит. Четверг.

Дорогой лорд Ламмерсфильд! В последний раз, когда я имел удовольствие встретить вас на балу у Сангетта, вы были так любезны, что предложили мне свою помощь, если мне случиться попасть в тюрьму… При чтении моего настоящего адреса, вы убедитесь, что я достиг этого положения с неожиданной быстротой… Не знаю, известно ли обществу о том интересном преступлении, в котором меня обвиняют, но, могу вас уверить, что пользуюсь в данный момент совершенно незаслуженной карой!