Владимир Колычев - Истребитель брaтвы

– Время сейчас смутное. Опасно вдвоем на дискотеку ходить. Придурков много всяких…

– И наркоманов хватает, – добавила она от себя. И тут же спохватилась.

Виновато посмотрела на Кирилла. Решила, что обидела его… Интересно, откуда она знает, что он наркоман. Кто-то сказал? Или сама догадалась?… Наверное, сама. Уж больно плохо он выглядит, совсем дошел. Да и денег у нее просил. Как последнее ничтожество…

– Наркоманы это плохо, – серьезно сказал Кирилл. – Это очень плохо. Их нужно бояться… Хотя и не всех…

Он и сам не понял, почему это сделал. Какой-то дурацкий жест. Но тем не менее он повернулся к девушке спиной. И широким шагом сбежал от нее в ночь.

– Я не понял, начальник, что за дела? – Задержанный авторитет пыжился изо всех сил, пальцы веером раскидывал.

Это называлось нагонять на себя крутизну. Только не очень ему это удавалось. Как можно выдуть пузырь из ничего?…

Весь остаток вчерашнего дня и всю ночь просидели братки в камерах изолятора временного содержания. Все порознь. Полная изоляция от внешнего мира. Никакой возможности связаться с адвокатами и покровителями. Степан мог бы заняться ими еще вчера. Но слишком устал он за последние два дня. Оставил вечер и ночь для отдыха. Информацию кое-какую собрал. А утром с новыми силами за дело.

Для разговора с авторитетом он выбрал мрачное гулкое помещение в изоляторе. Комната для допросов. Голые стены, мрачное зарешеченное оконце под потолком, намертво вкрученные в пол стол и стулья. На одном сидел Степан, на втором задержанный. Правая рука прикована наручниками к батарее, вторая свободная. На ней-то и выбрасывались веером пальцы. Только как-то вяло браток колотил понты, неубедительно.

– Говорят, тебя Штырем кличут, – начал Степан. – А в миру ты Аркадий Павлович, так?

Локти на столе, подбородок на изгибе правой кисти. Тяжелый пронизывающий взгляд гремучей ртутью вливается в душу авторитета. Неуютно чувствует себя браток. Ой как неуютно…

– Кто говорит? – буркнул задержанный.

– А что, разве некому? Сафрон, например…

– А-а, Сафрон… Он сказал?

– Может, он. А может, и нет. Тебе-то какая разница?… Ты мне лучше скажи, какие у тебя дела с Сафроном были?

– А никаких…

– Ты считаешь, что наркота-это мелочь, пустяк, ничто?

– А кто сказал, что я так считаю?… Не знаю ни про какую наркоту…

– Зато я знаю. Ты Сафрона по этой части в долю взял. Ты наркоту на его земле толкаешь, процент ему отстегиваешь. А он тебя как бы не замечает. И даже покрывает, если вдруг какая беда…

Штырь вскинул вверх голову, закатил глаза к потолку. Может, он подсказку там ищет. Хочет узнать, как отвечать. У Степана не было доказательств, что между ним и Сафроном существовала такая договоренность. Это лишь его догадка.

Но говорит он уверенно. Как будто все знает точно. А потом, на Сафрона у него есть. выход. Этого Штырь не может не знать. А что, если Сафрон взял да проболтался? Очень даже может быть. Жизнь нынче такая – ничему нельзя удивляться.

– Ну если и так, то что? – показал зубы авторитет. – Все равно ничего не докажешь…

Ответ Степану понравился. Штырь не подтверждал свою вину, но и не отрицал ее. А это уже намного продвигало вперед их разговор.

– Не докажу? – как будто удивился он. – А кому мне что нужно доказывать?

– Не, ну как кому? – поморщился авторитет. – Это, для прокурора… Ты, начальник, кругом не прав…

– Да? Например…

– Не прав ты, что я здесь, у тебя…

– А где ты должен быть? В Сандуновских банях пиво пить?

– Можно и так… На мне никакой вины нет. А ты меня на нарах держишь…

– Не скис?

– Скис…

– Оно и видно, что скис. Смердит от тебя…

– Ну вот, ты еще невинного оскорбляешь… А ведь извиниться придется, начальник. Что я сделал, скажи? В кабак пообедать пришел, да? А что, этого делать нельзя?…

– Можно, – кивнул Степан. – Только убегать не надо было, когда за тобой пришли…

– Да? А откуда я знал, что вы менты? Я вас за бандитов принял…

– Да ну!

– Вот тебе и ну, начальник…

– А сержанта Головчанского тоже за бандита принял?

– Это которого подстрелили?… Так я здесь ни при чем. Это ж Валек все. У него крыша съехала, не у меня. Он ствол достал, не я. Какой с меня спрос?

– Лихо ты на покойника все скинул…

– Ага, ты мне еще мораль почитай, – скривился Штырь. – Ты мне лучше, начальник, скажи, кто за Валька ответит? На ком его кровь?…

Степан помрачнел. Одно дело слушать кичливый треп и совсем другое, когда тебя в смертном грехе обвиняют. Бандит смотрел на него так, будто это он пристрелил отмороженного Валька.

– На тебе его кровь, – помрачнел Степан. – Ты ему «пушку» в руку вложил…

– Да что ты…

Договорить Штырь не смог. Слишком быстро Степан перегнулся через стол, слишком крепко ухватил его за грудки. Да как встряхнет… Авторитет удивленно крякнул и затих. Лицо перекосилось – от боли и унижения.

– Ты что это разговорился, мразь? – рыкнул Степан.

И еще с большей силой тряхнул бандита. Тот уже был в ужасе. Похоже, он даже не представлял, что в человеческих руках может быть столько силы. И смотрел на Степана, как на какое-то чудище о трех головах.

– Ты мою землю наркотой загадил. Ты людей дурью моришь. И еще тут понты свои вонючие колотишь!… Да я тебя сейчас урою!…

Он оторвал от бандита одну руку, замахнулся. Штырь в страхе зажмурился. С каким бы удовольствием Степан размазал этого слизняка по стенке. Но в самый последний момент сдержался – не ударил. Опустил руку, бросил авторитета, вернулся на место.

Он и без того действовал достаточно грубо. Взрыв силы, жестокий взгляд, злость и угроза в каждом движении. Даже на откровенно бандитский жаргон перешел. Но с этими уродами иначе разговаривать нельзя. Нормального человеческого языка они не понимают.

– Слушай сюда, жертва аборта! – вдавливая в бандита прессующий взгляд, потребовал Степан. – Я тобой заниматься не буду. Отдам следователю, пусть он ищет на тебе вину. Найдет – хорошо, не найдет – в рот тебе потные ноги. Врать не буду, скорее всего тебя отпустят. Прав ты, нет на тебе прямой вины. Все на Валька твоего покойного списать можно. Да мне как-то все равно, отмажешься ты или нет. Под залог тебя от пустят или подчистую, мне тоже все равно. А вот если я узнаю, что ты зa старое взялся, если учую на своей земле твой смердящий дух, берегись. Следствия не будет. Сразу на суд пойдешь. На тот, который небесный. Сам господь бог срок тебе отмерит. На каторжные работы к чертям в ад отправишься…

Степан вызвал конвоира. Штыря отвели в камеру. Можно было бы взять этого ублюдка в оборот. Сунуть под пресс, расколоть, намотать на протокол его признания. И ведь получится – Степан знал немало способов, как развязать язык. Но только все это может оказаться напрасной тратой сил и времени.