Влада Ольховская - Сад камней

Но она так и не сказала правду своим родителям, ей было слишком стыдно. К тому же, от шока она не смогла сопротивляться, и на ее теле не осталось ни единого синяка. Таня боялась, что из-за этого ее не поймут, обвинят в чем-то, что на ее будущем уже стоит крест. По сути, Костя стал первым человеком, которому она открылась.

Он не собирался отталкивать ее и не считал виноватой. Он ценил ее доверие как величайшее из сокровищ! Таня почувствовала это, потянулась к нему — и между ними все было по-настоящему красиво, так, как она заслуживала.

А потом оказалось, что в ту же ночь она забеременела. Костя такого не ожидал, но он был счастлив. Он поспешил расписаться с ней, он и мысли не мог допустить, что его ребенок родится вне брака! Они с Таней стали жить вместе, обустраивали комнатку, выбирали вещи…

Лишь одно омрачало эти дни: у Кости теперь не было ни времени, ни денег, чтобы ехать в колонию или даже искать того, кто подставил их, здесь, в Москве. Но Валерка Солодов никогда не винил его за это. Он знал, как сильно изменилась жизнь Кости, из переписки, и ничего не требовал.

Однако ему и не нужно было требовать. Костя всегда руководствовался только своими принципами, и они не давали ему покоя. Но он глушил голос совести тем, что скоро все изменится. Пусть родится ребенок, пусть все устаканится, и тогда он снова поедет на север.

Роды у Тани начались раньше срока и были непростым. Она справилась — и он, стоявший под окнами роддома, узнал, что у него родилась дочка. Это окончательно вытеснило мысли о Солодове из его головы, заставив сосредоточиться на настоящем моменте.

Теперь он с нетерпением ждал возможности забрать своих девчонок домой. Прошло не так много времени, однако для Кости день шел за два. Он волновался о них, он скучал по Тане. Да и потом, недоношенная девочка, родившаяся холодной зимой… С ней все будет в порядке? Точно?

Ему нужно было знать наверняка, поэтому он кружил вокруг роддома, ожидая возможности поговорить с врачами. Хорошо еще, что Андрей вошел в его положение и подменил на работе!

Вот вышла знакомая медсестра — самое время… Костя дождался, пока она подойдет поближе, и шагнул на дорожку перед ней.

— Фух ты, господи, напугали! — подхватилась женщина. — Снова вы?

— Снова я, — подтвердил Костя.

— Да сколько ж можно!

— Я волнуюсь за них. Как они?

— Да как все! Честное слово, такого пронырливого папашу первый раз встречаю! Угомонитесь уже, а? Жена у вас здоровая, девочка крепенькая, все хорошо будет!

Костя не был оскорблен, потому что видел: медсестра ворчит скорее по привычке, на самом деле ее умиляет его забота.

— Но у меня ведь особенная ситуация, вы должны признать, — заметил он.

— Что ж в ней особенного?

— Девочка-то недоношенная, слабенькая…

— Да кто вам сказал такую глупость? — рассмеялась медсестра.

— В смысле?

— Обычная девочка, родилась ровно в срок, крепенькая и сильная. Так что угомонитесь, папаша, все у вас отлично!

— Ровно в срок? — эхом повторил Костя.

— Конечно. Не знаю, кто вам наплел эту глупость про недоношенную — опять умельцы в консультации со сроками ошиблись, небось! Но мне можете верить, я детей нянчу уже двадцать лет, на всех насмотрелась. Ваша девочка — умница, все девять месяцев отсидела в животике и родилась, когда надо!

Медсестра пошла дальше, а Костя так и продолжил стоять на месте, хотя ветер подул сильнее и с неба посыпался колючий мелкий снег. Женщина, должно быть, думала, что это он от облегчения. А он все пытался понять, как такое возможно. Скорее всего, она ошиблась, перепутала его с кем-то другим! Хотя вряд ли, он так часто появлялся у роддома, что его уже все знали. Но то, что она сказала, просто невозможно!

Девять месяцев назад он даже не подозревал о существовании милой, идеальной Танечки.

Кира сразу видела, что это большой дом. Но лишь теперь, обходя его, она понимала, насколько он огромный. Заблокированные окна стирали связь с внешним миром, и от этого казалось, что она застряла на какой-то космической станции, а снаружи ничего нет — только голая, безжизненная пустыня.

Она и рада была бы знать, куда идти, но марки были слишком сомнительной подсказкой. В какую комнату они направляли? Или они просто указывали на письмо? Так ведь нельзя отыскать одно маленькое письмо в этой пирамиде! Поэтому она осматривала комнату за комнатой, пытаясь понять, что хотел сказать ей Шереметьев.

Сначала она делала это одна, потому что с утра Илье было совсем уж плохо. Его бравады хватило лишь на то, чтобы запретить ей вызов врача, но никак не подняться. Однако спустя пару часов ему стало лучше, и он присоединился к ней в длинных, неярко освещенных коридорах особняка.

— Так в чем фишка с камнями? — полюбопытствовал он. — Почему именно камни?

— Потому что Шереметьев, похоже, очень хорошо знал меня и мою жизнь. И мне от этого жутко!

— Могу понять. Но вопрос «почему именно камни» остался без ответа.

— Потому что мой дед был геологом, — пояснила Кира. — Он очень любил свое дело, много рассказывал мне обо всем на свете. Он видел, что мне нравятся разноцветные камушки, и приносил их мне. Поэтому я в них неплохо разбираюсь.

Это, пожалуй, были лучшие годы ее детства. Мать тогда еще держала себя в руках, дед ее сдерживал, в их доме было тихо и уютно. Она смотрела на камушки, и весь мир казался ей разноцветным и сказочным.

А потом она выросла и узнала, что за порогом родительского дома скрывается далеко не волшебная долина.

— Так может, Шереметьев был другом твоего деда? — предположил Илья.

— Может, но тогда он был очень хреновым другом.

— В смысле?

— Мой дед умер давно, и с тех пор многое покатилось под откос. Мы с мамой тогда здорово нуждались в такой вот фее-крестной, как Шереметьев. Но он не пришел, и нам пришлось выкручиваться самим. А что я вижу теперь? Он следил за мной, знал обо мне! Почему он дождался смерти, чтобы рассказать мне об этом?

— Без понятия… Да, странный дядька был!

Кира только хмыкнула: ей везло на странных в последнее время! Теперь Илья ночевал в соседней спальне, и стены в доме были довольно тонкими. Да и зачем Шереметьеву делать идеальную звукоизоляцию внутри собственного дома?

Благодаря этому она и слышала, что спит ее временный сосед неспокойно: стонет, говорит что-то, а потом вдруг крикнул — и стало тихо. Скорее всего, он проснулся, и больше из-за стены не доносилось ни звука.

Кира не сомневалась, что его мучают кошмары. Но сейчас сложно было сказать, привык он к ним или это одно из проявлений лихорадки. Она решила не показывать, что знает о нем такое, и предпочла тему, которая давно уже была ей известна.

— Так почему ты стал вором?