Мишель Бюсси - И все-таки она красавица

Уже слышу твои слова, моя храбрая фаталистка: такова жизнь, одно утро сменяет другое, завод, истощение…

О нет, Лейли, о нет… Некоторые стареют красиво. Другие успевают разбогатеть. Большинство все теряет по дороге, постепенно, по капельке, по крошечке, и их сердца становятся сухими, как камень. Не мой случай, Лейли. Я утратил все одним махом.

Однажды утром. Я не был готов. Лишился всего. Остался на обочине.

Знаешь, кто украл мою жизнь, Лейли? Женщина.

Женщина, которую я подобрал, женщина, которую я спас, женщина, которую без меня съели бы крысы. Женщина, которую я любил. А она меня предала. Начинаешь понимать, Лейли?

Не асбест на стройках так повредил мою трахею, что голос превратился в ржавый смычок, застревающий на металлических струнах. Это сделала женщина, всадив нож мне в шею.

Припоминаешь, Лейли?

Бедняком я стал не из-за кризиса и не потому что потерял работу. Женщина украла сокровища, которые я терпеливо копил.

Я был слеп.

Знаю, Лейли, ты скажешь, что письмо слишком длинное и не могло быть написано «на скорую руку». Представляешь, сколько лет я сочинял текст? Как долго тебя искал? Подбирался к тебе? Осторожно, чтобы не спугнуть. Двадцать лет назад маленькая проныра Надия ничего мне не сказала, хотя я до смерти избил ее. Не выдала тебя. Это стоило мне работы в ассоциации – Адиль стал недостаточно чистеньким для «Вогельзуг». Я не слишком расстроился, организовал собственное небольшое предприятие, иногда брал подработку у прежних хозяев. Хорошие мошенники – те же умелые ремесленники, для них всегда найдется дело.

В глубине души мне было плевать. Ты удивишься, Лейли, но я хотел одного – выиграть пари. Я заключил его в тот день, когда согласился, чтобы ты спала с другими мужчинами. Помнишь? Не забыла, что я тогда сказал тебе? «Сделай это для меня. Сделай это для нас». И добавил как идиот: «Хочу, чтобы однажды ты увидела мое лицо. Хочу прочесть по твоим глазам: “Ты красивый!”»

Я говорил так, чтобы придать тебе мужества, а сам трясся от страха. Я ведь не шутил в тот первый вечер, когда забрал тебя из тайника в Агридженто. «Если прозреешь, бросишь меня». Ты была настолько красивее меня! Я разрывался между желанием, чтобы к тебе вернулось зрение, и страхом потери. Все было еще хуже, еще подлее. Я боялся увидеть в твоих глазах разочарование, презрение, даже отвращение. Если это не любовь, то что тогда?

Я продолжал сводничать, прятал от тебя наши сокровища. А ты поверила россказням шлюхи Надии и словам тех, кто потом называл Адиля Заири жалким проводником нелегалов, мелким сутенером, чудовищем. Вот кем я был в твоих глазах все эти годы. Чудовищем. Так ты описала меня – здесь, в этой комнате, на этой кровати, – когда рассказывала свою историю. Как видишь, ты была не права. Я молча проглотил твою версию событий. Потребовал смехотворного реванша.

Единственного, имевшего значение.

Прочесть по твоим глазам, что ты находишь меня красивым.

Я выиграл, Лейли. Выиграл мое пари. Ты впервые разглядела мое лицо, и оно тебе так понравилось, что мы занялись любовью.

Такова моя месть, Лейли. Сладкая месть. Моя гордая, моя свободолюбивая, моя непокорная Лейли добровольно отдалась своему палачу. И получила удовольствие.

Что равносильно жесточайшему изнасилованию.

Хотел бы я увидеть в твоих глазах эту маленькую смерть, раскрыть секрет не в письме, а в постели. Я ночи напролет воображал себе этот момент: вот ты кричишь от наслаждения в моих объятиях, а вот я тебе все выкладываю, а на заре душу – до смерти. Или закалываю ножом. Планы изменились вчера вечером, когда я пересекся с Тидианом. Ты была недостаточно быстра, а может, слишком доверилась мне.

И я понял. Насчет твоего младшего сына, насчет Альфа́ и Бэмби. Я узнал твой секрет. Догадался, где ты прячешь мое сокровище.

Оставляю тебя, Лейли. Прячу конверт под матрас. Мы займемся любовью. Потом ты меня выставишь. А через несколько часов будешь стоять у окна. Или выйдешь покурить на балкон, проводишь меня взглядом и представишь, какая жизнь могла бы быть у нас двоих, увидишь, как я сажусь в автобус и еду на работу.

Не зная, что я отправляюсь не на завод, а за украденным у меня богатством.

Что я заберу его у твоего сына.

Целую тебя последний раз.

Адиль.

Письмо выпало из руки Лейли и медленно спланировало на пол. Рубен обнял ее – как друг, без малейшей двусмысленности.

– Что он имеет в виду, дорогая? Твой сын в опасности? О чем догадался этот человек?

Лейли поняла, что может довериться Рубену. Рассказать ему все без утайки, немедленно, иначе Тидиана не спасти.

03:47

Корпус «Севастополя» коснулся бетонного пирса и причалил так мягко, что Альфа́ даже не заметил. Холодный туман обволакивал порт, пропуская только робкий мигающий свет маяка. Над белесой ватой возвышался странный лес мачт, светлых теней, неподвижных флагов и выцветших фасадов с закрытыми ставнями.

Оранжевые буйки смягчили удар, Гаврила бросил якорь уверенным движением, не попросив единственного пассажира помочь. Альфа́ был изумлен: неужели он и правда пересек Средиземное море на средней скорости 25 узлов и всю ночь сопротивлялся колыбельной волн на раскачивающейся яхте? Время от времени Альфа́ засыпал – на несколько секунд, а может, минут, – сжимая в руке свой ТТ 33. Гаврила не попытался напасть на него, отнять оружие. Остался у руля. Зачем? Не возвращаться же назад с полпути! Предупредить полицию? От них одни неприятности, а вот с негром и его приятелем в галстуке, который хочет купить судно, точно удастся договориться.

– Конечная… – Гаврила свистнул, изобразив пароходный сигнал.

Альфа́ наставил на него пистолет, а когда тот протянул руку, решил, что это инстинктивный жест: моряк всегда помогает пассажирам сойти на берег. Оказалось, что Гаврила всего лишь хотел передать ему листок с именем, фамилией и номером телефона.

– Вспомните обо мне, когда соберетесь выйти в море. Сами видели – я могу не спать всю ночь, как бармен за стойкой в клубе. – Гаврила подмигнул (или это снова был тик?).

Альфа́ прошел несколько метров по причалу, перечитал бумажку, пожал плечами, скатал шарик и щелчком отправил его в воду. Сделал еще несколько шагов и засунул пистолет за пояс.

Из тумана вынырнули четыре силуэта. Они шли в ряд, как в вестернах, молча, только звук шагов разносился вокруг.

Альфа́ ждал, соблюдая уговор.

«Пятьдесят на пятьдесят», – подумал он.

Четыре тени поприветствуют его.

Или убьют.

09:49

Лейли встала, взяла Рубена за руку, потянула за собой в детскую, повернулась и сказала, не заметив, что снова обращается к нему на «вы»: