Константин Тенякшев - Прошлое бросает тень

А бухгалтер между тем продолжала:

- Просто уму непостижимо, как это наш инспектор по кадрам мог его принять?! Или он не смотрел его документов?

Но этого быть не может: он такой аккуратист! .. Ну, я понимаю, могли взять этого человека… э-э, так сказать, на перевоспитание. Но брать на должность коменданта! В голове не укладывается: кота поставили стеречь мясо. Что вы на это окажете?

Ноги сами поворачивали к выходу на лестницу. Но бессознательное желание выслушать свой приговор до конца удержало Ивана.

Заговорила другая женщина. Голос ее звучал очень тихо: - Если это так, Аида Прокофьевна, то очень печально. Но честно говоря, все-таки в душе я с вами не согласна.

Вот как сейчас его вижу: скромный, застенчивый, может, немножко неразвитый по сравнению с нашей университетской публикой… однако - он не преступник: у него очень добрый взгляд… Пусть даже этот человек участвовал когда-то в краже.

«Верно!»- прорываясь сквозь горечь происходящего, сказал в Иване внутренний голос, и чувство признательности к своей защитнице шевельнулось в глубине его души. Теперь он уже не мог уйти не дослушав. Кто-то обжаловал приговор, с которым он готов был согласиться.

- … Кроме того,- простите, может, это покажется вам странным - на месте инспектора по кадрам я могла бы сама, понимаете, сама взять именно такого человека, именно на такую должность. Мне всегда хочется не только видеть, но и будить в людях хорошее. И мне всегда казалось, что доверие даже помогает делать хороших людей. Макаренко, например, описывает, как однажды он доверил бывшему вору большие деньги …

- Мало ли чего писатели не выдумывают!- недовольно сказала бухгалтер.

- Макаренко не столько писатель, сколько педагог и воспитатель трудовой колонии,- словно извиняясь, пояснил тихий голос,- и в своих книгах он почти ничего не выдумывал.

- Нет, милая,- прервала Аида Прокофьевна,- писатели-воспитатели могут говорить все, что им угодно, э вы вот попробовали бы ежедневно выписывать собственной рукой материальные ценности вору!

- Бывшему … если даже это так,- несколько громче возразила собеседница, и тогда Иван узнал голос библиотекаря.

- Я удивляюсь, как вы не поймете. Я теперь вынуждена даже свою сумочку запирать в стол.

Женщины продолжали спорить. Иван, наконец, опомнился: осторожно ступая, пошел обратно по коридору.

Ему никого не хотелось видеть, и он вышел, как и вошел, через черный ход. Постоял во дворе, потом бесцельно направился на улицу. Ранний зимний вечер встретил его яркими огнями фонарей и морозным, пробирающимся под пальто ветерком. Легкая дрожь прошла по спине Ивана и заставила его очнуться. Куда идти? Домой? Там скоро придет с работы Маша, конечно, заметит его настроение, начнет допытываться, в чем дело … А разве ей расскажешь, что гнетет душу? Как она поймет, если не знает, что такое клеймо, черное пятно, которого не отмыть. Откуда еи знать, как ранит в самое нутро косой взгляд еще вчера приветливого человека? .. Или - поймет? Она ведь немало пережила из-за него. И на нее, верно, косились: вот, мол, жена заключенного, муж в тюрьму за кражу сел. А если и поймет, то к чему это? Ворошить старое, будоражить старую боль …

Нет, пока он домой не пойдет. Эх, если бы встретить хоть старых товарищей. Все по разбрелись кто куда: тот уехал, этот получил квартиру где-то в новом районе. Пойти в общежитие, где когда-то жил? Вряд ли там его ждут. Если и есть кто из «старичков» - начнутся расспросы… все то же, все о том же.

… У самого тротуара вдруг распахнулась дверь, на улицу вырвался нестройный многоголосый разговор. Пивная. Зайти, что ли?

Пожилой мужчина с красным рябым лицом приятельски толкнул его в плечо: - Ты что на пиво наседаешь? С этого, брат, здоров не будешь,- он громко захохотал.- Давай-ка со мной беленькой. А? Сначала -мою, потом ты возьмешь.

Ивану было безразлично.

- Черт с ним, где мы не пропадали! Давай!. Выпили четвертинку случайного знакомца, сходили в соседний магазин за другой. Потом за третьей …

- А ты плюй на все!- говорил краснолицый мужчина. Вначале он назвал свое имя, но потом Иван забыл его.-Подумаешь, неприятности на работе! Да у меня, брат, можно сказать, вся жизнь из этих неприятностей состояла, и - видишь: жив-здоров, и стопка от меня пока еще не бегает. Так что не горюй, есть пятачок - и хрюкай,- он снова захохотал.

- Я и не горюю,- невесело сказал Иван. После водки чувство горечи притупилось, но настроение не поднялось. Тогда он простился со случайным собутыльником и побрел домой.

Так закончился для него этот злосчастный день.

Маша сказала:

- Что бы там ни говорили, а падать духом все равно нельзя. Если будешь хорошо работать, так к чему они будут придираться? А что узнали о судимости,- может, даже лучше. Ведь где бы ты ни работал, узнать все равно узнали бы. Уж лучше сразу перетерпеть. Тебя ведь увольнять никто не собирается!

Увольнять его действительно никто не собирался. Главное - Троицкий ничего не говорит, Викентии Лукич поддерживает по-прежнему. Так чего же ему паниковать?

К такому выводу пришел Иван утром, когда холодная вода из умывальника и крепкий чаи освежили его. И вообще Маша права: стоит ли вешать нос из-за какой-то старой сплетницы.

До университета было вдвое дальше, чем до магазина, в котором работала Маша, поэтому Иван всегда уходил первым. Вот и сегодня, одевшись, он встал у порога, когда жена только еще убирала со стола посуду. Берясь за ручку двери, оглянулся:

- Ладно, Машенька. Не такое пережили.- И вышел. Еще по дороге подумал, что первым делом надо будет сдать вчерашние накладные в бухгалтерию. Однако стоило ему вспомнить о пепельных буклях и внушительном носе Аиды Прокофьевны, как мужество покинуло его. Если уж она ведет такие разговоры с библиотекаршей, то в бухгалтерии наверняка все давно известно, недаром на него там в последнее время все глаза пялят. Хорошо хоть, что там Викентии Лукич сидит - он наверное приструнивает их немножко …

Оттягивая неприятный момент, Иван долго сидел в своем кабинетике. Потом придумал дело: его просил зайти проректор по хозчасти, так почему бы и не сходить к нему с утра?

Но именно там он и столкнулся с Аидой Прокофьевной. Пятясь задом, она выходила из кабинета Троицкого, что-то договаривая на ходу. Последнюю фразу Иван услышал ясно:

- Я вас предупредила, Николаи Иванович, потому что считала себя обязанной

Она повернулась и, очутившись лицом к лицу с Вихрастовым, испуганно зажала рот рукой. Затем мгновенно исчезла из приемной.