Саймон Бекетт - Множественные ушибы

«Свиньи жрут все».

— Греттен в курсе? — спросил я.

— Не знаю, — устало вздохнула Матильда. — Она была в шоке, в истерике и больше никогда не заговаривала о Луи. С детства умела блокировать то, о чем не хотела думать. Словно ничего подобного не происходило.

Я с этим столкнулся сам. Но кроме амнезии Греттен у меня появились более страшные предметы для обсуждения. Напрашивался вывод, что Арно убил Луи. Или все-таки нет?

Когда я поднялся, боль в ноге дала о себе знать, но не настолько сильно, чтобы помешать пуститься наутек, если придется срочно смываться. Я посмотрел через щель в стене — в открывшейся части залитой белесым лунным светом поляны никого не было.

— Ваш отец не убивал Луи? — произнес я, не оборачиваясь.

— Нет, — ответила Матильда.

— Знаете, Греттен больна. Ее надо лечить.

— Больна?

— Вы не можете опекать ее вечно. Даже если у нее не было намерения убивать Луи, рано или поздно она бы подняла руку на кого-нибудь другого. Или на себя.

— Вы ничего не поняли. Греттен Луи не убивала. Его убила я.

Мне почудилось, будто в животе раскручивается что-то мерзкое и холодное.

— Не верю.

— Луи избивал отца. Поранил его. Греттен попыталась защищать его. Тогда Луи ударил и ее. Крепко, по лицу. Я схватила лопату и стукнула его.

«Вот откуда у Греттен отметина на носу», — подумал я. Повернулся к Матильде, но не мог рассмотреть ее в темноте. Мы стояли так близко, что почти касались друг друга.

— Если это было убийство по неосторожности, почему вы не заявили в полицию?

— Мне нельзя в тюрьму. Мишель? И Греттен я тоже не могу оставить с отцом.

— Почему? Понимаю, она ваша сестра…

— Она мне не сестра. Она моя дочь.

Я решил, что ослышался. А затем все понял. Арно! Омерзительный воздух в домике, казалось, в неподвижности сгустился.

— Мне было тринадцать лет. Отец сказал маме, что ребенок от какого-то парня из города. И убедил ее объявить, что это их дочь, — так они спасали мою репутацию. В школе, пока не родилась Греттен, считали, что я больна и меня лечат дома. Вопросов никто не задавал. А потом все думали, будто Греттен дочь моих родителей.

— Неужели вы никому не сообщили? — Я был потрясен.

— Кому? Мать, наверное, все понимала, но была слишком слаба, чтобы противостоять отцу. А когда она умерла, не осталось вообще никого, с кем я могла бы откровенничать. Не с Жоржем же.

— Греттен догадывается?

— Нет! И не должна! Никогда! Я не позволю отцу сломать жизнь и ей! Предупредила: пусть только посмеет коснуться ее, и его убью. Однажды попробовал — я спустила его с лестницы, и он месяц провалялся в постели.

Матильда произнесла это с холодным удовлетворением. Сейчас это была совсем другая женщина. Я ее не узнавал. Или никогда не знал?

— А Мишель? Он тоже от Арно?

— Нет, от Луи. Но отец считает его своим. Всегда хотел сына, чтобы оставить ему ферму. Поэтому…

— Что?

Матильда глубоко вздохнула, словно собиралась броситься головой в омут.

— После того как мать умерла, у меня был еще ребенок. Девочка. Отец мне ее не показал — объяснил, что она родилась мертвой. Но мне казалось, я слышала, как она заплакала.

«Эта ферма что-то вроде жуткого набора матрешек, — подумал я. — Всякий раз, когда я считал, что мне открылся последний секрет, за ним обнаруживался новый, еще более страшный».

— Как же вы можете здесь оставаться? Почему не уедете?

— Это не так просто.

— Ничего сложного: собираете вещи, и вперед!

— Я не могу покинуть ферму без Греттен.

— Тогда берите ее с собой.

— Вы меня совсем не слышите? Как вы думаете, почему я связалась с Луи? Греттен не уедет от отца. По крайней мере не со мной.

Вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Я опять посмотрел наружу — больше для того, чтобы выиграть время и подумать. По небу, закрывая луну, неслись рваные облака. Та часть поляны, которую я видел, казалась тихой и безобидной, но вокруг стеной непроницаемого мрака наступали деревья.

— Теперь вы понимаете, почему мне необходимо удалить отсюда Греттен, — продолжила Матильда. — Не важно как и не важно куда. Но все равно лучше, чем оставаться здесь. А с вами она поедет.

Хорошо, что в домик не проникал свет и мне не нужно было смотреть Матильде в лицо. Ведь только от отчаяния она после всего этого еще пыталась уговорить меня увезти свою дочь. Или, может, надеялась, что, выслушав ее откровения, я просто обязан это сделать?

— Извините. Не могу.

За спиной послышался шум. Повернувшись, я увидел, что Матильда загородила собой проникающий в дверь свет. А затем раздался другой звук. Тихий, не громче шепота — такой скрежет издает сталь, если ей провести по камню. И внезапно перед глазами возникла картина, как Жорж берет мясницкий нож с плиты в середине дома.

— Не передумаете? — спросила из темноты Матильда.

Секунды, казалось, растянулись во времени. У меня стала подергиваться мышца — рука сама потянулась к тому месту, где, как я помнил, на плите лежал молот. Но тут послышались звуки снаружи. И хотя они быстро стихли, я безошибочно узнал детский плач. Матильда рванулась вперед, распахнула дверь, и в хижину хлынул лунный свет. Когда она стремительно выбегала наружу, мне стало видно, что в руках у нее ничего нет. Я поспешил за ней, почти ожидая, что напорюсь на Арно с ружьем.

Но встретил не мужчину, а Греттен.

Она держала перед собой Мишеля, как щит, зажимала ему рот ладонью и не давала брыкаться. Не стоило даже задаваться вопросом, сколько она слышала из того, что было сказано.

— Греттен… — Голос Матильды дрогнул.

— Это неправда! Ты не моя мать!

— Конечно, нет! — Матильда попыталась улыбнуться.

— Папа не мог сделать ничего подобного. Я тебе не верю! Ты врешь!

— Правильно. Я все нафантазировала. — Она протянула к ней руки. — Ты делаешь больно Мишелю. Дай его мне…

— Не подходи! — Греттен попятилась.

Мальчик вывернулся у нее из-под ладони, заревел. Не выпуская из рук Мишеля, Греттен повернулась и бросилась бежать. Даже с больной ногой я обогнал Матильду, но настигнуть Греттен не сумел — она раньше меня оказалась у загона с поросюками и подняла ребенка над забором, за которым жил кабан.

— Не приближайся! Я не шучу!

Матильда застыла рядом со мной, а Греттен так и держала мальчика над забором. Кабана не было видно, но громкий плач Мишеля растревожил в соседнем загоне свиней, и их возбужденное хрюканье добавило шума в общую сумятицу.

— Послушай, Греттен, — произнес я, — ты же не хочешь навредить мальчику?

— Заткнись! — взвизгнула она; ее залитое слезами лицо покрылось пятнами. — Тебе на меня наплевать! Ты такая же дрянь, как она!

За ее спиной возникло движение — из похожего на пещеру сарайчика высунулось рыло кабана. Из-под тяжелых, широких ушей на нас смотрели маленькие, злые глазки.