AlmaZa - Мед.ведь.ма [СИ]

— Можно? — раздалось у меня за спиной. Я подняла глаза на Цзы, решавшего, принимать следующего, или ещё нет. Доктор скосил глаза на долю секунды.

— Что у вас?

— Поменять повязку.

— Элия, перебинтуй юношу, — бросил медик, и вернулся к обсуждению состояния ноги мальчика с его матерью. Я тщательно вымыла руки и, взяв из упаковки одноразовые перчатки, развернулась. Молодой человек, постарше меня, значительно выше и уж куда прекраснее (таких я тут никогда не видела), улыбнулся мне и сел на кушетку, ожидая, когда я подойду к нему. Натянув на пальцы обтягивающую стерильную резину, я тоже улыбнулась ему, приблизившись.

— Что у нас за беда? — взяла я коробку со всем необходимым: спирт, пластырь, бинт, зеленка.

— Ехал на велосипеде, упал на разбитую бутылку, — парень задрал футболку, показывая заклеенный белым квадратом бок. — Уже зажило почти, последняя перевязка.

— Это хорошо! — бодро кивнула я, осторожно отклеивая старый пластырь с его кожи. Он дернул носом, прошипев коротко сквозь белоснежные зубы. Наклонившаяся к его боку, я была между одной его рукой, на которую он опирался, и другой, которая держала поднятой футболку. Был обнажен не только бок, но и живот, который показался мне очень спортивным. Отрывая до конца старую марлю, я мельком взглянула на ноги в черных кожаных штанах. Они были накачанными и длинными. Точно спортсмен. — Занимаетесь чем-то?

— На вас любуюсь, — я посмотрела на него снизу вверх. Улыбнулась шире его доброму веселью.

— Не сейчас. Вообще. Вы выглядите, как бегун, или легкоатлет.

— Да так, для себя, поддерживаю физическую форму.

Продолжая улыбаться, я вернулась к его ране, представшей передо мной. Цзы явно зашивал тут, но и швы уже были сняты, и края затянулись, оставляя пока ещё яркий, но ровный шрам, обещавший стать когда-нибудь почти незаметным. Тронув смоченной в спирту ватой его кожу, чтобы оттереть липкие остатки пластыря, я была выброшена сознанием куда-то в сторону. Вот я стояла в процедурной, обрабатывала заживающую рану, и вот я вижу моментально картину какой-то улицы, незнакомой мне, темной, мелькает нож, проходится по коже, вокруг шорохи одежд, как бывает в драке. Я моргаю, и картинка исчезает. Опять подняв лицо, чтобы посмотреть в глаза молодому человеку, я потеряла улыбку. Я видела его, не падающего с велосипеда, а дерущегося, а порез этот не от разбитой бутылки, а от острого ножа.

— Что-то не так? — поинтересовался парень, заметив перемены в моей мимике.

— Вы… — надо было что-то сказать, чтобы оправдаться, но не то, что я увидела и подумала. — Не китаец?

— Вы угадали. Я кореец, — вновь озарился он. — А вы? — Я-то услышала у него акцент, легкий, но слышный. К тому же, он действительно отличался от местных, да и вообще ото всех азиатов, что я видела. Выше, статнее, красивее. А почему он задал этот вопрос? Понятно. Белая ворона.

— Я из горных йети, — пошутила я на корейском, прикрепляя к нему новый бинт. Он удивился.

— Из корейских йети?

— Арктических, — оторвав кусочек пластыря зубами, прилепила я его по одну сторону, потому по другую, перешла к третьей, предпоследней. — Видите, там совсем не было солнца.

— А меня Чонгук зовут, — сообщил он мне одновременно с тем, как я закончила работу. Что было ему ответить?

— Очень приятно, Чонгук, не падай больше с велосипеда, — он посмотрел на меня как-то особенно. Особенно загадочно и вкрадчиво, будто понял что-то, например то, что я разоблачила его обман. Но он ничего не сказал и, поблагодарив за оказанную помощь, вышел из кабинета.

После окончания работы я переоделась, сняв халат и накинув легкую кофту от прохлады, что гуляла тут по вечерам. В округе были горы, ниже тех, в которых я выросла, но всё же напоминающие о покинутом доме, поэтому мне не было тяжело обживаться здесь, всё-таки было нечто привычное. Выйдя из больницы, я увидела Чонгука, сидящего на лавочке возле входа. Заметив меня, он поднялся и пошел в мою сторону. Я, напротив, отвела глаза и чуть сменила угол направления, чтобы он увеличивал расстояние между мною и парнем по мере движения. Но ноги юноши были длиннее и быстрее моих. Что ему от меня надо?

— Ты так и не представилась, — улыбаясь, поравнялся он со мной, зашагав в унисон. — Я, конечно, слышал, как тебя назвали, но хочу разрешения быть знакомым.

— Зачем? — подозрительно покосилась я на него.

— Ну… чтобы проводить тебя. Можно? — Я остановилась, остановив тем и его.

— Нет, я не хочу, чтобы меня провожал обманщик.

— Обманщик? — переспросил Чонгук.

— Я не первый день работаю. Твоя рана резаная, а не колотая, — произнесла я, сама тут же став лгуньей. Легче было сослаться на наметанный и опытный глаз, чем на видение из его недавнего прошлого. Парень смущено потупился.

— Прости, это так. Я подрался, а не упал. Не хотелось вдаваться в подробности. Теперь ты знаешь правду. Начнём заново? — Он протянул мне ладонь. — Чонгук. — Я посмотрела на него, на его руку, попыталась пробудить в себе что-нибудь из бабушкиной наследственности, которая помогла бы отличить плохое от хорошего, как у той всегда получалось, но кроме солнечной улыбки, располагающей и открытой, я ничего не видела.

— Элия, — ответила я на рукопожатие, скорее забрав ладонь обратно. Ничего не прозрела сквозь энергетическую связь на этот раз, но всё равно мне иногда казалось, что люди могут почувствовать мои невидимые глаза, расположившиеся между линиями жизни и ума. Знать бы ещё точно, что те содержат нечто экстрасенсорное, а не просто больное воображение или расстройство рассудка, выдающее мне порой какие-то миражи. Но Чонгук только что подтвердил, что я была права.

— Красивое имя.

— Всего лишь не очень распространенное. В этих местах, по крайней мере.

— Так ты не отсюда? — С той самой ночи, как скончалась бабушка, я постоянно видела во снах преследования и иногда, даже днём, оглядывалась, а не придут ли за мной? Те люди не знали, что у их преступления была свидетельница, но раз они сумели найти бабушку, много лет скрывавшуюся от них, что помешает им узнать однажды, что у той была внучка, и внучка эта слишком многое знает? А если им захочется воспользоваться и моим неразвитым провидческим даром, который открылся лишь после того, как бабушки не стало? Именно поэтому я скрывала о себе всё. Я никому не говорила откуда я, где жила раньше. И первому встречному, даже милому, ничего докладывать не собираюсь.

— Ты очень любопытный, Чонгук, — тактично заметила я.

— Возможно. Или просто задаю вопросы к слову. Как иначе ещё складывается беседа? — Мы неспешно пошли дальше, в сторону моего жилища. — Я проездом в Баосине, недели на две-три. Никого здесь не знаю, подумал, что ты моя землячка, поэтому и решил познакомиться. — Всё звучало миролюбиво и правдоподобно. Отвернуться от парня просто потому, что я подозрительна и живу в состоянии вечного напряжения? Не страха — тот улёгся ещё года два назад, но настороженность точно жила во мне, никуда не деваясь.