AlmaZa - Поперчить посахаренное [СИ]

— Извини, я сейчас, — выскользнула Хёна из его рук и, посмотрев на Дохи, сидящую рядом с Бобби, прошла к противоположному краю крыши, подальше ото всех. Туда почти не падал свет установленных лампочек и гирлянд на искусственной пальме в здоровой кадке. Темнота вокруг, и только вдали огни города. Хёна посмотрела вниз — высоко. Алкоголь подействовал на неё, она знала, что в таком взбудораженном состоянии лучше не пить, но не смогла удержаться. Ей казалось, что станет веселее и легче, но не стало. По душе скребло наждачной бумагой, шлифуя все эмоциональные неровности, и чем больше она выпивала, тем там глаже и холоднее становилось, но не от безразличия к БиАю, а от безысходности. Вместе они не могут быть — Ханбин не такой человек, который остановится, — а без него она жить не в состоянии. Хёна ещё раз посмотрела вниз, встав к самому краю. В отличие от того, как больно ей было из-за всей этой длящейся трагедии — от одного удара больно не будет. Быстрое падение и всё, нет больше страданий. Это она без БиАя не смогла бы жить, а он даже не заметит, что её не стало…

— Тебе нехорошо? — возникла рядом Дохи, взяв её за локоть. — Ты лишнего выпила, по-моему.

— Всё в порядке, — девушка помотала головой, недовольная нарушенным одиночеством.

— Тебе нужно умыться, идём.

— Я не хочу, там душно! — Хёна попыталась выдернуть руку, но Дохи не уступила ей, оттянув от границы с воздухом.

— Холодная вода приведёт тебя в чувства, — упорно отвела её подруга к люку и, придерживая сверху, помогла спуститься. — И не пей больше спиртного, тебя шатает, Хёна.

— Если я отчего-то и пьяна, то это не от соджу, — подумала она о БиАе, что снова причинило ей страдания. Войдя в ванную, она села на её бортик, наклонившись к раковине. Открыв холодную воду, она поплескала себе на лицо. Никакой дурноты не было. Хёна вздохнула, вернувшись к тяжести бытия, которую придётся влачить дальше. Зачем Дохи подошла? А вдруг бы она решилась?

— Куда ты пропала? — В ванную комнату вошёл Ханбин, закрыв за собой дверь на щеколду.

— Хотелось освежиться. Жарко стало. — Он притянул её к себе, впившись губами в шею.

— Это только начало, будет ещё жарче…

— Зачем? — уперлась вдруг в его плечи Хёна. БиАй остановился, посмотрев ей в глаза. — Чтобы завтра снова было так холодно, что не согреет уже ничего?

— Я тебя согрею…

— Сейчас! Но не завтра…

— Завтра, завтра, завтра! — недовольно взмахнул руками Ханбин, отпустив её. — Тебе вечно нужно говорить о завтра! Чего ты ждёшь? Что я вдруг начну обещать что-то и на будущее? Хорошо, я могу. Я могу рассказать тебе о том, как разбужу тебя поцелуем, подам кофе в постель, и с этого начнётся сказка, потому что через неделю ты найдёшь обручальное кольцо на подушке, а потом мы поженимся, у нас будет двое детишек — мальчик и девочка, обязательно, — и мы все такие приторные и влюбленные будем жить девяносто лет пока не сунемся в гроб. Это тебе нужно? Да не будет этого! Никогда не будет! Я не в состоянии знать своих завтрашних чувств, и ты не в состоянии, а кто утверждает, что может — пустое трепло! Я хотя бы отвечаю за одно — своё непостоянство, поэтому не обещаю гор и совместной жизни, это всё скучно и неинтересно, и вот здесь, — БиАй указал под подбородок ребром ладони. — Я не хочу вертеться в этой рутине! Не хочу слушать верещание по поводу шмоток и сериалов, не хочу знать про месячные и прокладки, не хочу оказаться внутри розовосопельной якобы идиллии, от которой меня станет тошнить! Я не хочу быть в тусклой и скучной клетке под названием «отношения», в которой теряются и страсть, и интрига, и симпатия, и вообще само дыхание жизни. Стоит назвать кого-то своей девушкой, как на её лице появляется это дурацкое выражение собственной важности, обозначающее, что ей уже, в принципе, плевать, что и как между вами — главное у неё есть статус! Да пошло оно всё на хуй! — Ханбин здорово выпил, это Хёна поняла и по его словам и по тому, что он вообще столько всего наговорил. Наконец-то, он не стал успокаивать её сладострастными и лицемерными фразами, которые расточал четыре года той и этой. БиАй, возможно, устал сам, и если он по-прежнему думал, что его тошнит от сентиментальности, то его, похоже, тошнило уже и от всей этой игры.

— И что мне сделать сейчас, чтобы не было никакой тусклости и слащавости? — девушка хмыкнула, с хмелем в глазах обдав его погасшим взглядом. — Встать на колени и отсосать?

— Тебе обязательно нужно выставить всё в черном цвете? — БиАй сунул руки в карманы, облизнувшись невольно от её слов. — Мне больше нравилось, когда ты плакала — ты смотрелась женственней и привлекательнее.

— Если бы я знала, что мои слёзы разбудят в тебе хоть какие-то чувства, я готова была бы плакать всю оставшуюся жизнь и страдать, если тебе это приносит удовольствие, — Хёна отвернулась к раковине, положив подбородок на плечо. — Но единственное, что приносит тебе удовольствие, это осознание того, что завтра ты будешь свободен.

— А тебе не нравится быть свободной? — Ханбин всё-таки достал руку и, подойдя к девушке, обнял её. — Тебе хочется принадлежать? Подчиняться?

— Одному единственному человеку, — посмотрела она ему в глаза.

— Ну, тогда, в самом деле, может, отсосёшь? — усмехнулся он. Хёна со всей силы отпихнула его от себя, и он ударился спиной о кафель, задев полку, с которой слетели гель для душа, шампунь, мыло, разные необходимые в душе мелочи.

— Пошёл ты!

— И пойду! — гаркнул он, открыв дверь. Хёна опередила его, выскочив в неё.

— Не утруждай себя! Я уйду сама.

— Проваливай! — бросил ей БиАй и, услышав, как хлопнула входная дверь, вернулся к крану, открыв воду. Сунув под него голову, он некоторое время приходил в себя, тщательно умыл лицо, потерев его, после чего, не вытираясь полотенцем, медленно побрел на крышу, к друзьям, пить дальше.

— Где Хёна? — увидев, что он вернулся один, вытянулась Дохи, оторвавшись от спора с Бобби, что завтра выходной, и в спорте надо сделать перерыв, но парень и слушать не хотел возражений.

— Ушла… — наклонился Ханбин к бутылке в ящике и, открыв её, начал жадно пить, сунув другую руку в карман.

— Куда ушла? — поднялась Дохи.

— Мне откуда знать? Захотела — и ушла.

— Её нужно найти! — поспешила девушка к люку. — Она же нетрезвая, и так одета… — Хёнина черлидерская юбочка явно не предназначалась для одиночных прогулок по неблагополучному ночному району. БиАй оторвался от бутылки, посмотрев с крыши вниз. Темные переулки плутали вокруг этого здания и ему подобных, где почти не горело окон.

— Я с тобой, — поднялся Бобби за Дохи. — В самом деле, тут не самые безопасные места.

— Я сам! — остановил их Ханбин, отставив бутылку. — Я догоню её, — оттолкнул он Чживона от люка и спрыгнул вниз. Выбежав из квартиры, он почувствовал, как алкоголь выветривается из крови. Подъезд прогудел его спешными шагами по ступенькам, плохо освещенным, на которых он чуть не поскользнулся. Черт, как он не подумал о том, что на улицах может шляться любой сброд? Хёна так сексуально выглядела, что ей будет не объяснить, почему её не надо трогать и хватать. БиАй поморщился, ускорившись. Кроме него её до сих пор никто не хватал! Надо же, все девушки, которых он бросил, уже забылись с другим или другими. Одна даже пыталась резать вены перед его носом на следующий день, как он её бросил. Кажется, через три недели после того он видел её счастливую, гуляющую с каким-то студентом за ручку.