Ирина Меркина - Бес в ребро

Вадиму не были в тягость эти подарки. Он не считал себя жмотом, любил тратить деньги, все равно на что — на себя ли, на других, просто выбрасывать на ветер. Ему нравилось держать в руках толстую пачку наличных — не считая, извлекать из нее несколько приятно шершавых бумажек — достаточно? может, еще? Сама процедура оплаты с виртуозным выкладыванием на стол или прилавок разных купюр напоминала карточную игру, когда ты заранее уверен в выигрыше, потому что все козыри у тебя на руках. Дорожа этим ощущением, Вадим не любил и не использовал бездушные кредитные карты и легкомысленные листочки чеков.

С любовницами он был умеренно щедр, стараясь не разбудить их алчность, дабы не превратиться в дойную корову. В общем, и с братом отношения строились по той же схеме.

Уже много лет они не виделись — Кирилл не мог себе позволить такую роскошь, как билет до Москвы, а Вадиму нечего было ловить в Петрозаводске. Но мечта о предстоящей поездке в столицу к доброму и богатому дяде Ваде долгие годы витала в доме Кирилла, распаляя воображение юных племянников. И вдруг дядя Вадя приехал сам.

— Ты охренел, Вадик.

В оригинале фраза Кирилла звучала более резко, и он добавил несколько соответствующих эпитетов. Кира вообще-то ругался редко, практически никогда, но тут он сам «охренел» от услышанного. Он даже привстал и подозрительно огляделся по сторонам, хотя вокруг не было ни души. Они были один на один в звенящей туче комаров на берегу Онежского озера — два рыбака, тоскливо таращившихся на свои поплавки. По официальной версии Вадим приехал к брату отдыхать от суеты мегаполиса и восстанавливать больные нервы. А разве есть отдых лучше утренней рыбалки, будь она неладна!

Озеро подступало к ногам, идеально ровное и неподвижное, отражение холодного неба лежало на бурой воде тонкой белой пленкой. Все вместе походило на гигантскую чашку остывшего кофе с молоком. Вадим был глубоко равнодушен к суровой красоте северной природы. От пришедшего на ум сравнения ему вдруг отчаянно захотелось настоящего кофе, горячего, терпкого, который пьешь где-нибудь в солнечной Вене за столиком открытого кафе, покуривая и любуясь празднично яркими цветами на аккуратных клумбах. Почему он, в самом деле, не поехал туда лечиться?

Потому что нет никакого лечения, безжалостно напомнил ему внутренний голос. Ты сам его придумал, чтобы смотаться в Петрозаводск и провернуть свои дела. Тебя не вылечат ни в Вене, ни на Ривьере. Единственный твой шанс — этот недоумок, который не хочет ничего понимать и слушать.

Родной брат, с ума сойти. Не просто родной — дубликат, точная копия! Тот же набор хромосом, те же руки, волосы, складки у рта. Но на внешнем сходстве все и кончается. Где вы, законы наследственности? Где описанное в литературе единство помыслов и устремлений, где родство душ и общность привычек? Ни в одном глазу! Вы за это ответите, господин Мендель. Не зря строители коммунизма объявляли генетику лженаукой, ох, не зря.

Родной брат и дубликат между тем скуривал пятую сигарету Вадимова «Данхилла» и возмущенно бухтел:

— Вадик, ты охренел. Я понимаю, что это трендеж, что ты не всерьез. Но как тебе вообще такое могло в голову прийти? Развлекаешься? С жиру бесишься?

Вадим решил сменить тон с дружеского на резкий и категоричный. Пусть братец Кролик вспомнит, где его кроличья нора и на чьи деньги он живет со всем своим семейством. С жиру, говоришь? Правильно, потому что жиру у меня более чем достаточно, даже с тобой делюсь — не забыл?

— Ага, еще как бешусь, — сказал он вслух. — Кстати, насчет жира ты правильно заметил — надо тебе немного нагулять жирку, — смотри, насколько я солиднее. Или ладно, спишем на побочный эффект от лечения.

— Слушай, заткнись! — сквозь зубы сказал Кирилл.

У него клюнуло. Он подсек, но опоздал. Крючок с обрывком обглоданного червяка блеснул в неожиданно прорвавшемся луче тусклого карельского солнца. Кирилл снова выругался, поймал крючок, насадил нового червя и забросил удочку. В ведре болтались две жалкие рыбешки — явно неубедительный результат хорошего мужского расслабона, которым должна была стать их поездка на озеро с рыболовными снастями.

Поплавки Вадима уже давно и многозначительно дергались, но ему было плевать на всю рыбу Онежского озера вместе взятую.

— Кира, заткнись ты, и слушай тоже ты. Это не трендеж, я говорю с тобой серьезно. Иначе зачем бы я перся к тебе в твой Мухосранск и кормил тут комаров. Ты выполнишь мою просьбу и получишь пятьдесят кусков. Тысяч! Баксов! Зеленых! Это укладывается в твоей инженерской башке? Десять сейчас, чтобы оставить твоим на жизнь. Остальные после. Плюс текущие расходы. Это стоимость моего лечения. И столько же платят за суррогатное материнство. По-моему, справедливо.

— И за эти зеленые баксы я должен спать с твоей женой?

— Именно.

— Бред. Ты начитался детективов. Или, наоборот, не читал, иначе бы знал, что преступников всегда ловят.

— А мы не преступники, Кир. Мы что, убиваем кого-то? Мы просто помогаем друг другу решать наши семейные проблемы. Я помогаю тебе деньгами, ты мне — семенным фондом. Никому от этого плохо не будет.

— Никому? А Светке? А твоей Алине?

Он вступил в дискуссию — это уже хорошо. Как с бандитами, захватившими заложников: главное — начать переговоры.

— Алине главное — ребенок, и она никогда ни о чем не узнает. Светка тоже. Что — у тебя других баб не бывало? Ты же не боялся сделать ей «плохо»!

— Но как ты себе это представляешь? Я приезжаю в Москву, беру твои документы, поселяюсь у тебя в квартире, ношу твои трусы, а вечером ложусь в твою постель…

(А он не такой дурак, каким прикидывается. И воображение работает. Еще немного, и получится додавить его до конца.)

— Именно так, сообразительный ты мой! Ты ложишься в мою постель, достаешь свой аппарат и засаживаешь моей жене. И одаряешь ее своей плодовитой спермой. За это днем ты ездишь на моей тачке, жрешь из моего холодильника такую хавку, о которой даже в журналах не читал, и тратишь мои бабки, как хочешь. А потом еще получаешь гонорар. Трусы я куплю тебе новые, так и быть. И если тебя со всего этого счастья так уж воротит, ты напряжешься и сделаешь Алине ребенка как можно скорее.

— Она сразу поймет, что это не ты.

— Если не проколешься, то не поймет. Каким образом? Моих родинок она не знает, у нее слишком тонкая натура, чтобы обращать внимание на такие пустяки. Для гарантии будешь это проделывать в темноте, скажешь — доктор прописал.

— Но я же трахаюсь не так, как ты!

— Брось, это в журналах для девочек придумано, что все женщины разные, все мужчины разные и каждый трахается по-своему. На самом деле и у цветов, и у бабочек все одно и то же. А уж о людях и говорить нечего. Кино посмотри — все эротические сцены похожи, как близнецы. А что до разности… Человек сегодня один, а завтра другой. Промежность джинсами натер или порнуху посмотрел — вот и разный. А главное — вали на лечение. Объясняй, что тебя все научили делать по науке, чтоб дети качественные получались.