Андрей Дышев - Не путай клад с могилой

Привередливый профессор, морщась и внимательно разглядывая содержимое ложки всякий раз, прежде чем отправить ее в рот, исподлобья наблюдал за отцом Агапом и Мариной, крутил головой, вздыхал и что-то бормотал себе под нос. Я подумал о том, что если он беспокоится о судьбе своей падчерицы, то напрасно делает это, ибо ее увлечение – самое безгрешное из всех возможных, если, конечно, это было ее единственным увлечением.

Третий столик, сервированный для молодоженов, все время мозолил мне глаза. Я еще верил в чудо, верил, что неожиданно откроется калитка, и они, обалдевшие от моря и зноя, войдут во двор и сядут в тени зонта.

– Опаздывают? – спросил Сашка, кивая на пустой столик.

Он уставился на меня непроницаемыми стеклами очков. Мне показалось, что в его вопросе прозвучала едва уловимая ирония. Сорвать бы с него сейчас эти дурацкие очки и раздавить ногой!

– Убирай со стола.

– Они не придут?

– Нет, – сквозь зубы процедил я.

– Такой обед! – вздохнул Сашка и, шаркая, поплелся за подносом.

Я продолжал сидеть у стойки и тянуть апельсиновый сок. Моя воля была подавлена, я не знал, что мне делать, и чувствовал, как каждая минута бездействия все плотнее окутывает мое ближайшее будущее колючей проволокой. Я выбрал неверную позицию и уже понимал, что стремительно сваливаюсь в пропасть, но вскочить, собраться с мыслями, разыскать Анну и вместе с ней начать работу не мог. Что-то удерживало, возможно, страх повторить роковую ошибку, которая два года назад стоила нам с Анной ребенка.

До ужина еще пять часов, думал я, глядя на то, как профессор, нанизав на вилку кусочек отбивной, внимательно рассматривает его. Если Олег и Ольга не выйдут к столу вечером – а они скорее всего не выйдут, – то всем моим постояльцам и работникам это уже покажется подозрительным. Начнутся вопросы, на которые я должен буду что-то отвечать. А что Марина? Как долго будет хранить нашу тайну рыжая бестия?

Я нервно дернул головой – мысли мои были глупы, а вопросы наивны. Ну, допустим, она будет молчать еще день, два, три, неделю. Разве это решает проблему? Исчезновение двух людей вскоре заметят не только мои постояльцы. Могут поднять тревогу родственники… Нет, нет, опять не о том я думаю!

Я поставил стакан на блестящую поверхность стойки. Немного сока выплеснулось, и желтая лужица застыла на черном стекле, как полная луна на восходе.

О чем я? Разве проблема в том, сколько Марина будет молчать? Или в том, как скоро родственники поднимут тревогу? По моей вине погибли двое людей, и с этим тяжким грехом на душе, даже если меня не посадят в тюрьму, я уже не смогу спокойно жить, я до конца своих дней не прощу себе, что не проверил акваланги непосредственно перед погружением и что позволил Ольге и Олегу оторваться от меня и уйти на глубину.

Рита старательно растирала тряпкой луну. Я глянул на девчонку почти с ненавистью. Она заняла место Анны. Нет, это я заменил ею Анну. Все глупости на земле из-за спешки.

– Вам еще сока?

Я не ответил и на свинцовых ногах потащился на лестницу. Идти в милицию или не идти, думал я, идти или нет? Если пойду, то успокою душу, непротивлением злу стану сродни отцу Агапу и его воспитаннице, но навсегда похороню в себе того Кирилла Вацуру, которого знала и любила Анна. И предприниматель во мне умрет, и тем более частный детектив. Уцелеет лишь одна оболочка – трусливая, покорная, жалкая. А если не в милицию, то куда? Останется единственная дорожка через дикие джунгли, тропа одинокого волка, жизнь которого не будет стоить ровным счетом ничего. Нет, по этой тропе я уже нагулялся досыта. Жизнь потрепала так, что до сих пор склеиваю ее из обломков, но она продолжает рассыпаться в руках. Одного ребенка отобрали, второго, неродившегося, убили. Теперь вот еще и Анну потерял.

Я дошел до кабинета, постоял у двери, с ужасом глядя на медную табличку «ДИРЕКТОР», очень напоминающую надгробную, едва сдержался, чтобы не двинуть по ней кулаком, и вышел в коридор.

Это кризис, думал я. От того, как я поведу себя в ближайшие часы, будет зависеть, кем буду в дальнейшем. Ошибку исправить будет уже невозможно. Как говорится: либо прыгать, либо нет.

Бронзовая цифра «5» на двери злополучного профессорского номера чем-то напоминала крюк башенного крана. Я разглядывал цифру, представляя себя, подцепленного крюком за ворот и беспомощно дрыгающего в воздухе ножками. Очень может быть, что у меня стало развиваться какое-то психическое заболевание, при котором больному всякий предмет или знак кажется жизнеопределяющим символом. Я усмехнулся. Черт подери, мне хронически не хватало чувства юмора, которого раньше было в избытке.

Присел на корточки, осмотрел замочную скважину. Дверь не выламывали, а аккуратно открыли либо ключом, либо отмычкой. В десять утра в коридоре мыла и пылесосила уборщица. В номерах она работала только по заявке клиентов и в их присутствии. Курахов ни сегодня, ни вчера уборщицу не вызывал. Около одиннадцати уборщица ушла. Профессор обнаружил, что его номер вскрыт, около часу дня. Значит, между одиннадцатью и часом дня. Именно в это время я с молодоженами и Мариной находился у берегов заповедника.

Меня затягивало, словно голодного человека в гастроном. Застарелые рефлексы сыщика пробудились в одно мгновение, стремительно подавляя волю и разум. Я уже увлекся настолько, что встал на колени, рассматривая под разными углами замочную скважину и прикидывая, можно ли такой сложный замок открыть отмычкой. Дубликаты ключей, вспоминал я, хранятся у меня в кабинете. Но очень часто я оставляю его незапертым. Это еще один урок – закрывать кабинет надо даже в том случае, если выхожу на минуту.

– Интересно? – раздался за моей спиной голос Курахова.

Профессор подошел столь тихо, что я даже не услышал его шагов. Я поднялся на ноги. Надо было что-то сказать, но любая фраза сейчас звучала бы нелепо и смешно.

– На два оборота, – пояснил Курахов, как-то странно глядя на меня и покачиваясь с пяток на носки и обратно. – Если можно было бы запереть на три, то непременно так бы и сделал. Чтобы не повторить ошибки… А впрочем, русскому человеку свойственно несколько раз подряд наступать на грабли.

Он вынул из кармана ключ с брелком, побряцал им и протянул мне.

– Хотите заглянуть?

– Спасибо, не имею такого желания, – ответил я холодно.

– Правда? – недоверчиво спросил профессор. – И никогда не хотелось? Трудно поверить в то, что директору частной гостиницы совершенно безразлично, кто живет под его крышей. А вдруг я преступник, скрывающийся от правосудия?

– Надеюсь, что это не так. Но если бы вы были преступником, то с таким же успехом могли бы скрываться в государственных поездах, пароходах, банях, библиотеках и в иных местах, где также не спрашивают паспорта.