Александр Щеголев - Старый пёс

Она подхватила меня под руку и потащила куда-то, мимоходом описывая свои владения. В подвальном этаже «грязная» секционная на шесть столов, холодильники, приемка тел, из подвала идёт тоннель в ритуальный корпус. Выше, на втором этаже, учебная секционная, ну а здесь, на первом, вы всё видите своими глазами. Согласитесь, менее продуманного морга на свете не строили. Жраеву надо было руку отрубить, которая подписывала акт о приёмке… Так-так, мельком отметил я, Юлечка помнит Жраева. Сколько ж ей годов в те времена было? И сколько-таки сейчас?

Путешествуя по первому этажу, я давно подметил некие странности, причём не глазами, а носом. Что-то в морге было не так. Не тянуло непонятно откуда холодной сладостью, чужим нечеловеческим запахом, выворачивающим душу у нового человека, понимающего, что это запах смерти. Миазмы разложения присутствовали, но, по сравнению с прежними временами, в гомеопатических дозах. Зато накатывали моментами волны совершенно немыслимых ароматов, пугающих своей неуместностью.

— У меня бред? — спросил я, принюхиваясь.

— Спокойно, офицер. Это всего лишь благовония.

Юлия распахнула передо мной дверь. Секционная номер три. Пять столов с мраморными столешницами, на всех — тела, с одним работают. Мужик в халате что-то пишет в углу, дама тихо воркует в мобильник, откусывая от сникерса… А возле окон, возле двери, где мы застыли, ещё где-то, — висят полосочки из ткани, и запахи, источаемые ими, я бы назвал бесподобными, если б знал такие слова…

— Пачули — для денег. Лемонграсс защищает от тайных умыслов, — пояснила мне Юлия. — Мандарин и сосна пробуждают творчество и дарят покой, но, честно говоря, эти запахи скорее для ощущения праздника.

Я прибалдел:

— Ты серьёзно? Пардон… «Вы». Вы, конечно.

— Можно «ты», разрешаю, — на один неуловимый миг суровый трупорез превратился в прелестную кокетку. — Ну разумеется, я шучу. Какая магия ароматов в морге? Амбре приглушить, и то хорошо. Эфирные масла́ плюс льняная ткань, она лучше впитывает, вот и вся магия. Пойдемте, прошу.

Дальше была комната для персонала. В ней, кроме уже знакомых тряпочек, пропитанных маслами, обнаружился серебристый конус, усечённый сверху, чем-то похожий на макет вулкана. Над кратером курился дымок. Аромалампа, похвасталась заведующая. И за чей счёт банкет? На свои покупаю, вздохнула она, кто ж позволит на казённые… Потом заглянули в её кабинет, где насладились зрелищем вентилятора, на решётке которого трепетали всё те же магические, дурманящие ум полосочки… И я поднял руки:

— Юлечка, сдаюсь! Не хватает приятной расслабляющей музыки!

И она с готовностью рассыпала колокольчики своего смеха (выразился бы писатель, не будь он опером).

— У нас и музыканты есть, — бросил проходящий мимо патологоанатом. — Во второй секционке. Струнное трио годится? Вчера хорошо отметили премьеру…

— Кстати, Сергей, вы в точку попали, — посерьёзнела Юлия. — Я подъезжала к Франковскому с предложением попробовать эфирные масла для смягчения негатива в нашей работе. Он посмотрел на меня, как на дуру: «Может, ещё индийскую музыку включить в программу? А жмурики петь и плясать будут?» Может, и включу! Пока моя власть, работа здесь будет в радость!

Эх, чудачка, не с того ты принялась наводить порядок, подумал я с горечью. Начала с цветочков, а надо — с расстрелов… Не сказал ей об этом. Не захотел бить по крыльям. Пусть девочка летает. Разбить иллюзии легко, ты попробуй потом их восстановить, если припрёт. На таких людях — с иллюзиями — держится мир, они как гвозди: вытащи из стены, и мир посыплется…

— Мы с Радием когда-то были простыми патологоанатомами, — продолжала она. — И всегда он был без нервов, меня это поначалу восхищало. Не ворчал, не увиливал, вскрывал кого и что угодно. Бывало, из «грязной» секционки не вылезал, если дело требовало… Я о чём хочу сказать? Мы все здесь, хоть и с крепкими желудками, толстой корой покрытые, но, например, с тухляками работать не любим. А также, если есть возможность, пытаемся устраниться от работы с маленькими детьми, тем более младенцами. Отходнячок потом малоприятный, его не видно, но есть. А Радий называл младенцев «огурчиками» — и вся реакция. Не видел различий между тритоном и ребёнком. Автомат, машина. Оживлялся только со свежими трупами, которые ещё теплые…

— А в последнее время? — направил я беседу, куда нужно.

Настойчивые намёки на то, что Радик был социопатом, меня не беспокоили. Во-первых, я знал его тыщу лет, во-вторых, все патологоанатомы, с кем я имел дело, — люди со странностями, иногда с такими, что в голове не умещается (иначе я не представляю, как можно выдержать такую работу), и сама Юля — не исключение.

— В последнее время? Вскрывал нечасто, начальник же.

— Но вскрывал?

— Обязательно. Иногда и в подвал спускался. Администратору, чтобы остаться врачом-специалистом, нужно иметь определённое количество часов практики, иначе он теряет квалификацию и превращается в простого функционера.

— Когда последний раз резал, помните?

— Надо журнал посмотреть… Хотя…

Тон моей собеседницы изменился. Что-то этот поворот темы значил для неё, что-то крайне неприятное.

— Понимаете, Сергей, из-за истории с Франковским нас в последнее время проверяют, очень трудно работать. Но если выяснится, что бывший руководитель, как бы вам объяснить… с нас кожу, понимаете, будут медленно снимать, конкретно с меня, как нового завотдела.

— Вы не рассказали Льдовой что-то, как вам кажется, важное? — участливо спросил я и взял её руку в свои. Она не заметила этого. Рука врача Беленькой была холодной.

— Аллочка — замечательный человечек, но и она в любом готова увидеть преступника. У нас своя профдеформация, у вас своя.

— Аллу убили, — сказал я буднично. — Часа два назад.

Юля застыла. Не расспрашивала, что да как, хватило самого факта.

И всё изменилось. Она выдернула руку…

Через несколько минут я знал чуть больше, чем знал до того, и уже обрадовался было, что вот-вот туман начнёт проясняться, сверкнёт огонёк маяка и откроется в скалах проход, но через полчаса я покидал Бюро, окончательно запутавшийся, потому что детали происходящего не сочетались настолько, словно были от разных устройств, потому что сюжет дробился на сцены, взятые из разных романов разных авторов…

Ненавижу это ощущение полной, какой-то детской беспомощности.

В тот вечер привезли «безродного» — немолодого мужчину лет примерно пятидесяти пяти (Юлечка, осознав сказанное, сконфузилась на секунду). С отрезанным ухом и вспоротым носом. Ещё у него был глубокий порез в паховой области, как будто хотели отрезать гениталии, но передумали. Умер он, вероятно, от кровопотери, впрочем, заключение должен был сделать как раз Радий Иосифович. Труп нашли в районе Большого Чертановского пруда, это ОВД Зюзино: дежурный опер, выезжавший на место, сказал, что клиента, по всему, тупо выбросили из машины, не заморачиваясь игрой в прятки. Камер в том месте нет — проверили. Время примерно известно, однако по Битцевскому проезду, откуда машина с трупом съезжала, движение насыщенное, так что злодеев не вычислишь.