Александр Тамоников - Время мертвых

— Так, Варюша, сиди дома и ни о чем не переживай, а то аукнутся мне твои переживания. Я отлучусь ненадолго. Не вздумай звонить, пока сам не позвоню, учти, я отключу телефон.

— Ох, страшновато мне, Никита…

— Да ладно, все штатно, не психуй.

Я отключил телефон и направил «Террано» к правой полосе. Фонари на улице Железнодорожной горели через один. Трафика практически не было, зато хватало припаркованного автотранспорта вдоль обочин и на тротуарах. Улочка была так себе — не бульвар с ресторанами и магазинами. Слева длинная «китайская стена» — неприлично вытянутый девятиэтажный дом, крайний в Челюскинском жилмассиве. Справа по курсу — трехэтажный капитальный гараж. В стороне от дороги — мастерские, пакгаузы, обширное хозяйство станции Новосибирск-Главный, в тех же краях — локомотивное депо, вагонно-пассажирское депо. За горкой постоянно формировали составы, сновали маневровые локомотивы, и даже ночью что-то грохотало и лязгало.

Но это далеко, во мраке ночи. Там, где я прижался к обочине, не было ни гаражей, ни строений Западно-Сибирской железной дороги. Несколько двухэтажных зданий барачного типа — деревянные, шлакоблочные. Глухие дворы с пожилыми тополями, переулки, залитые непересыхающей грязью. Обеспеченные россияне в этой местности не жили. Общежития гастарбайтеров, подобия хостелов для непритязательной публики, притоны для сомнительных категорий населения, прибежища алкашей и наркоманов. Здесь можно было снять квартиру — хоть на час, хоть на неделю, и ни перед кем не отчитываться. Именно в этом квартале не так давно накрыли бордель для мигрантов, а перед этим разворошили наркоманское гнездо, от чего, впрочем, местечко не стало чище и безопаснее.

Я погасил фары, выскользнул из машины. Никакого оружия при себе не было, я отчаянно надеялся, что до такого маразма не дойдет. На город опустилась ночь, людей в округе не было. Но в длинной «кишке» Челюскинского массива в окнах горел свет, с обратной стороны монотонно гудела железная дорога. Бараки прятались за гущами тополиной листвы, в них еще не угасла жизнь. Доносились шумы, играла музыка, разумеется, не Бетховен.

Мигнула фарами машина, стоящая через две от «Террано», бесшумно отворилась дверца, выскользнул силуэт в темной униформе.

— Никита?

— Алексей?

Мы обменялись быстрым рукопожатием. Напарник Головина оставался в машине — создавать столпотворение не стоило. Лица собеседника я почти не видел, впрочем, я и так его знал.

— Ты быстро, Никита…

— Не упустили фигуранта?

— Нет, он здесь. Строение 34, первый этаж, вход с улицы, с торца здания. Это там, — кивнул он в черноту. — Мы обошли здание, там глухой двор, хотя ограда и невысокая. У фигуранта отдельная жилплощадь — сомнительные фирмы сдают их в аренду. Дверь, два окна с занавесками. «Корону» припарковал рядом с домом, там много свободного места. Других машин поблизости нет. Он никуда не денется — машину поставил на сигнализацию, запер дверь изнутри на два замка, шторы задернул…

— Я понял, Алексей. Все, спасибо, уезжайте, я что-нибудь придумаю.

— Ты уверен? — Контур визави подрагивал в холодеющем воздухе. — Мы можем подстраховать.

— Нет, Алексей, исключено. Нельзя подставлять контору Якушина. Если всплывет, что его охранники занимаются не своей деятельностью…

— Да, ты прав, — вздохнул Головин. — «Доброжелателей» у Сергея Борисовича хватает. Дополнительные неприятности его точно не обрадуют… Ладно, Никита, разбирайся, мы поехали.

— Вопрос, Алексей: ты же в курсе существования подозрительной публики на «Камаро»?

— Я понял, что ты хочешь. С вечера у ворот их не было. Когда стемнело, мы бы тоже не проглядели.

— Они могли сменить машину.

— От крематория нас не пасли, — категорично замотал головой Головин. — Фигуранта — тоже. Уж такую мелочь мы бы не пропустили.

— Хорошо. Удачи, Алексей.

— Это тебе удачи, Никита. Мы уж как-нибудь доберемся…

Головин бесшумно втиснулся на пассажирское сиденье. Внедорожник охраны плавно тронулся с места, покатил по пустой дороге и растворился в темноте.

Становилось как-то не по себе. Заросли тополей оказались не сплошными. От улицы отпочковывался проезд к баракам. Он был коротким, упирался в тупик. Образовался сравнительно просторный замусоренный двор. Впереди бетонный забор, слева глухая стена шлакоблочного строения, справа — крыльцо на торце барака. На крыльце две двери — правая заперта на висячий замок, левая вроде нет. Глухой закуток.

Я не рискнул воспользоваться фонарем, рыскал впотьмах, спотыкаясь о разный мусор. Во дворе стояли две машины. Одна благополучно скончалась, хотя пока и не доехала до «кладбища погибших автомобилей»: древние ржавые «Жигули» без колес и капота. Вторая — вполне еще сносная «Корона», цвет которой я бы затруднился определить (ночью все «Короны» серые). За машиной не следили, стекла покрыты пылью, кузов — грязью. На приборной панели поблескивал маячок сигнализации.

Я опустился на колени, насилу прочел номера, запомнил: 22-й регион, Алтайский край, ну и что? Жутко хотелось курить, но я не стал рисковать. Сидел на корточках, работал ушами. За висячим замком находилось, по-видимому, еще одно жилое пространство, но оно не использовалось. Вариантов не было — дверь слева. Видимо, барак разгорожен, и здесь у квартирантов (или кто они там) собственный вход.

За оградой еще бурлила пьяная жизнь. Бессвязно бурчал мужчина под бесноватый лагерный шансон, ржала и плевалась женщина с пропитым голосом. Другая подпевала — голосом, понятно, не Чечилии Бартоли. Звякали стаканы. Отдыхала приличная городская публика, чинно потребляла «крафтовый» самогон… Надо же, знаменитый город ученых, академиков, продвинутой молодежи… Как много ты еще о себе не знаешь! Пьянчуга за забором грязно выругался, вызвав шквал женского хохота. Зачесалась спина — просыпалась аллергия на животных…

Я на цыпочках поднялся на крыльцо, приложил ухо к двери. Потом спустился, шмыгнул к окну. На узкую кайму фундамента можно было подняться, если за что-нибудь держаться. Но тут держаться было не за что. Я стоял на земле, тянулся вверх, словно пионер, мечтающий вырасти.

Шторы были плотно задернуты. Я сунулся за угол. Там имелось еще одно окно, дальше — глухая стена. Свалка мусора между стеной и забором — как мило. Груды досок, ржавые бочки, ведра, цемент в мешках, просроченный еще до перестройки. До окна еще можно добраться, дальше — только через зловонную баррикаду. Во всяком случае, можно не опасаться, что фигурант сбежит этим путем.

Под окном очень кстати оказался мешок с задубевшим цементом. Я встал на него, прильнул к щели между занавесками.

В квартире горел тусклый свет. Внутри поскрипывали половицы, скрипели дверцы шкафа. В поле зрения была стена, обои с которой облетали, словно последние листья в октябре. Что-то мелькнуло — я затаил дыхание. Звякнула чашка, полилась жидкость. Показался силуэт: умеренно небритое лицо, нос с горбинкой. Тот самый тип, которому сегодня не повезло…