Александр Тамоников - Время мертвых

Она показывала «похоронные» письма, которые ей любезно разрешил скопировать Якушин. Их, как и нынешние приглашения на свадьбу, рассылали родственникам и знакомым. Письма имели свою форму, траурные пометки, чтобы не спутали с другой корреспонденцией. Содержание письма было также, как сейчас говорят, «отформатировано». «Удрученные тяжелым горем, с прискорбием извещаем о смерти от долгой болезни нашего отца и деда Чудинова Николая Панкратовича, добропорядочного мещанина и аптекаря. Ждем 21 июля сего года вас на отпевание в церкви Святой Троицы, похороны и поминальный обед, который состоится в собственном доме усопшего». В обязанности адресата, если он не мог посетить церемонию, входило написать ответное «утешительное» письмо, где он выражал свое сочувствие, желал живым многотерпения, а преставившемуся — земли пухом и царствия небесного…

— А вы знаете, откуда взялось слово «гроб»? — спросил я.

Дама прищурилась.

— Честно говоря, не знаю. Расширьте мой кругозор, Никита Андреевич. Должно быть, старое русское слово?

— Ни в коем случае. Старое русское слово — «домовина». А «гробы» появились с наплывом в страну мастеров похоронных ремесел, в основном немцев. Есть подозрение, что слово произошло от аббревиатуры «Gr.ob», что означает «grabatus-obitus» — «ложе смерти».

— «Домовина» лучше звучит, — подумав, сообщила Алла Михайловна. — По-домашнему как-то, по-русски. А вообще, знаете, любая смерть страшна, — заключила она со вздохом.

— «Но еще страшнее стало бы осознание, что будешь жить вечно и никогда не умрешь», — когда она удивленно вскинула глаза, я поспешил объяснить: — Цитата не моя — Антон Павлович Чехов.

За спиной многозначительно кашлянули. Я обернулся. Из-за фигуры невозмутимого сфинкса вышла какая-то помолодевшая Варвара — в меру надменная, с иголочки одетая, до невозможности привлекательная! Я смутился, закашлялся. Вот так подловила! Очевидно, моя физиономия была глупее некуда — Варвара подобрела, сделала лицо попроще.

— Добрый день, господа, — вкрадчиво сказала девушка. — Проводим ликбез новым сотрудникам, Никита Андреевич? Никогда бы не подумала, что вы сильны в русской классике.

— Это почему же? — проворчал я. — Интеллектом не вышел?

— Ну, отчего же. — Варвара язвительно заулыбалась. — Ведь все вокруг такое смертное, подвластно тлену и гниению, а классика — бессмертна.

— Я не новая сотрудница, — тем же тоном отозвалась моя собеседница. — Незнанская Алла Михайловна, научный работник, собираю материал для диссертации и думаю, до конца недели, разумеется, с санкции Сергея Борисовича, проработаю в вашем музее.

— А это Варвара Ильинична Сташинская, пара… — я задумался, не сболтну ли что-то лишнее, — работница архивной службы и одно из доверенных лиц Сергея Борисовича. Вернулась из творческой командировки.

Действительно, глупо было представлять Варвару внештатным парапсихологом.

— Очень приятно, — отозвалась Незнанская. — Ну, не буду вам мешать. Прошу прощения, что отняла время у молодого человека.

Она, видимо, что-то сообразила — сдержанно улыбнулась и удалилась за стеллажи.

— Ну, вообще, Варвара Ильинична… — расцвел я, — вы — как снег на голову, но как же я рад вас видеть! Вы подхватили синдром Бенджамина Баттона?

— Это комплимент? — насторожилась Варвара.

— Это констатация. Ты неприлично помолодела за прошедшую неделю, — объяснил я. — Выглядишь здорово, кожа, как у младенца. Это последствия общения с очередной «алтайской принцессой»?

— Алтайская принцесса оказалась принцем, — насупилась Варвара. — И этот парень вряд ли собирался придавать мне товарный вид. Просто час назад я покинула салон красоты «Дульсинея», где теперь к услугам постоянных клиенток действуют хамам и омолаживающий турецкий массаж. Ты переводишь разговор? — Она искала глазами и не могла найти пропавшую Аллу Михайловну. — Развлекаешься в мое отсутствие? Наводишь мосты с очередной протеже Сергея Борисовича? Вы уже договорились о встрече в шикарном ресторане? Знаешь, дорогой, не хотелось бы мне думать о тебе плохо, но…

— Вот и не думай, — отмахнулся я. — Не заставляй меня наслаждаться твоей ревностью.

— Моей ревностью? — сделала круглые глаза Варвара. — Ты сейчас о чем? Мы кто друг другу? Где и в чем моя ревность?

— Именно в этом, — ухмыльнулся я. — Не надо желчи, дорогая. Я просто общался с человеком, который, кстати, сам попросил о содействии. А в роскошный ресторан я с ней не пошел бы даже под прицелом гранатомета.

— Почему? — не поняла Варвара. — Что в ней не так? Замужем?

— Понятия не имею. — Я пожал плечами. — Этот вопрос мы пока не обсуждали.

— У нее лишний вес, ты заметил?

— Да, заметил. Но с чего ты взяла, что он лишний? Вдруг он ей нужен?

Варвара прыснула.

— Пойдем отсюда. — Я потянул ее за рукав. — Вдруг Алла Михайловна нас слышит?

Последняя мелькала в конце зала в районе траурной «гардеробной» и никак не могла нас слышать. Мы отправились к выходу. Я жутко рад был видеть Варвару — соскучился за неделю. Руки сами тянулись к ней. Она шипела: «Что ты делаешь? Тут же люди…» — хотя, помимо мумии Ленина и костлявой смерти в комбинезоне, никого тут не было.

Я подловил ее в полутемном тамбуре, привлек к себе. Ее дыхание стало прерывистым, она расслабилась на несколько мгновений, глубоко вздохнула — значит, тоже ждала этот час! И не важно, что натура вредная и во всем видит только изъяны и недостатки! Варвара вырвалась, шепнула «потом». Навстречу, тихо бормоча, шли молодые люди. Сдавленно хихикала девица.

Мы пропустили посетителей, вышли на улицу. Я закурил, с интересом разглядывая девушку. Она смутилась, подняла воротник курточки, защищаясь от промозглого августовского ветра.

— Ты же несерьезно про Аллу Михайловну? — спросил я.

— Да успокойся. — Она отмахнулась. — Я просто подзуживала тебя. Про эту особу рассказал Сергей Борисович. Она из Института антропологии имени товарища Миклухо-Маклая, реально готовит диссертацию, на что институт даже выделил небольшие средства. Их директор — старый полузабытый товарищ Якушина. Но видел бы ты свою физиономию, когда умничал про Чехова, а я тебя подловила. — Она засмеялась.

— Домой поедем? — спросил я.

— Это куда? — Она, кажется, о чем-то забыла.

— Ты у меня живешь, — напомнил я.

— Правда? — Она вздрогнула и засмеялась. — Ты опять попался. Будь осторожен, Никита. Я даже помню, что мы с тобой собирались в отпуск. Вот только запамятовала, куда — Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс… Дождемся Сергея Борисовича, поговорим, а потом, куда скажешь — к тебе домой, в турагентство…

— Сергей Борисович был расстроен, — сообщил я.

— Насколько расстроен? — насторожилась Варвара. — По телефону он таким не казался. Обычный озабоченный голос. Хотя ты прав. — Она тоже начинала скучнеть. — Если неприятности только зреют и носят неопределенный характер, это не способно отразиться на его ауре. Ты же не считаешь наш отпуск на грани исчезновения?