Антон Леонтьев - Алхимия иллюзий

Со стороны их разговор был совершенно обыденным, более того, банальным, но от интонаций и полутонов, понятных только Вике, у нее в жилах стыла кровь.

— Пришлось знатно потрудиться, — продолжал тем временем Титов и уставился на подъезд, из которого двое молодых мужчин выводили под руки заплаканную, облаченную во все черное дородную женщину.

— Жена, — произнес он со знанием дела. — Точнее, теперь, конечно же, вдова… И в этом, Вичка, виновата исключительно ты!

— Что? — Вика покачнулась, чувствуя себя так, словно ее обухом по голове огрели.

Титов со вздохом заметил:

— Ну да, Вичка, ты, а кто же еще? Жил себе человек, не тужил. Взятки помаленьку брал. Пил в меру. Детишек настругал. Коптил небо над нашим милым городом. Планы строил. К любовнице ходил. А потом раз — и упал в канализационный люк. Ну, или ему помогли туда упасть… Дело нехитрое, в особенности если жертва не ожидает нападения и возвращается домой в потемках и к тому же сильно поддатая…

Вика понимала, что это — завуалированное признание Титова в очередном убийстве. Именно что очередном. Потому что сколько уже было жертв на его совести? Она уже и со счета сбилась.

— Ты хуже Чикатило, — бросила ему в лицо Вика, на что Виктор тотчас обиделся.

— Это еще почему — хуже? Я что, нападаю на несчастных, зверски их насилую, вырезаю им гениталии и кишки на ветки наматываю? Ты уж следи за тем, что говоришь, Вичка.

— Хуже, хуже, — запальчиво заявила девушка. — Пришел сюда наслаждаться своим триумфом? Ничего, скоро и тебя постигнет участь Чикатило! Его вот расстреляли — и тебя расстреляют!

— У нас в стране теперь мораторий на смертную казнь, — осклабился Титов, а потом посерьезнел. — Однако смотри, Вичка, не делай новых глупостей. Потому что твоему Игорьку пришлось умереть, так как он совал нос не в свои дела. Да и дядя его по той же причине с жизнью расстался. Ты же не хочешь, чтобы число жертв увеличилось?

Произнес он это совершенно спокойно, даже с милой улыбкой, как будто спросил Вику, не хочет ли она прогуляться с ним по парку.

По парку, в котором жили демоны, гремлины и каннибалы. И их императором был он — этот тихий, благообразный, интеллигентный юноша, Виктор Титов.

— Зачем ты это делаешь? — пробормотала Вика, внезапно почувствовав смертельную усталость. А Титов даже оторопел.

— Что значит — зачем , Вика? Ты что, разве до сих пор не поняла? Все ради тебя, милая моя, ради тебя одной! Потому что, как я тебе сказал во время нашей первой встречи, это отнюдь не случайность! Пришлось тогда помочь судьбе, толкнув тебя в спину, чтобы ты выронила портфель, а затем броситься тебе на помощь, но это всего лишь значит, что я сам и есть твоя судьба , Вичка!

Говорил он это тихо, с милой улыбкой. Вика почувствовала, что ее тошнит. Отойдя в сторону, она оперлась о ствол тополя. Титов тотчас последовал за ней, обеспокоенно спросив:

— Вызвать «Скорую»? Тебе помочь, Вичка? Может, прилечь хочешь?

Единственное, что она хотела, так это никогда более в жизни не видеть и не слышать Виктора Титова. Но Вика понимала, что эта мечта не осуществится.

Во всяком случае, так скоро.

Она посмотрела на ненавистное бледное лицо своего преследователя и вдруг подумала о том, что было бы хорошо, если бы Титов…

Исчез? Растворился? Умер?

— О чем ты сейчас думаешь? — спросил Виктор, обеспокоенный уж слишком пронзительным взглядом Вики.

Девушка, не отводя с него глаз, медленно произнесла:

— О тебе, Витя, о тебе…

Да, она не имела права поддаваться его желаниям. Потому что иначе она превратится в его игрушку, марионетку, ручную канарейку, с которой Титов сможет сделать все, что захочет: приласкать, накормить…

Свернуть шею.

И долго так продлиться не сможет — она элементарно сойдет с ума. Значит, кто-то из них должен уступить другому дорогу: она сама Титову. Или Титов ей.

— И что именно ты думаешь обо мне? — спросил Виктор, и Вика уловила в его голосе неуверенность.

Он, конечно, маньяк, к тому же крайне опасный маньяк, на руках которого кровь множества жертв. Но это вовсе не значит, что с ним нельзя справиться.

Только вот как именно?

— То, что ты никогда не узнаешь! — заявила Вика и, развернувшись, зашагала прочь.

— Эй, девка, стоять! — услышала Вика позади себя грубый голос.

Погруженная в собственные мысли, центром которых был план того, как она может избавиться от Виктора Титова раз и навсегда , девушка и не заметила, как зашла слишком далеко. После школы она отправилась не домой, а, гуляя по набережной, забрела в старую часть города и попала оттуда на пустырь, за которым возвышались цеха заброшенного цементного завода — местность была безлюдная и опасная.

Замерев под единственным в округе тускло светившим горбатым фонарем, Вика заметила несколько субъектов, лица которых ей показались смутно знакомыми. И потом она вспомнила, что видела некоторых из них на школьном дворе. И поняла, что это были так называемые дуремаровцы — «шестерки» покойного Дуремара.

Вика ускорила шаг, однако на пути у нее возникли двое ухмыляющихся парней, один из которых демонстративно поигрывал массивным кастетом. Девушке внезапно сделалось очень и очень страшно.

— И куда мы собрались? — донеслось до Вики, и чья-то лапа грубо схватила ее за плечо. — Разве ты не слышишь, что с тобой разговаривают, Косачева? А бежать от людей, которые с тобой ведут беседу, просто неприлично!

— Это ей пусть папа-проректор разъяснит! — заметил один из парней, и группка хулиганов, взявших Вику в кольцо, загоготала.

Понимая, что убежать не получится, Вика посмотрела в глаза предводителю, некогда правой руке покойного Дуремара, и громко произнесла:

— А папа-проректор очень дружен с главным ментом города. Потому что оба его сына учатся в универе на юридическом. И с прокурором, чья дочка защищает сейчас в университете диссертацию при кафедре, где приписан мой папа-проректор. Этого для вас достаточно, молодые люди?

Новый глава банды смачно сплюнул на пыльную землю и ответил:

— Ладно, Косачева, ты тут не понти и нас ментами и прокурорами не стращай. Потому что никто твою девическую честь сейчас насиловать не намерен.

— Ну почему столь категорично? — заявил кто-то дурашливым гнусавым голосом, и Вика инстинктивно прижала сумку к груди. Без отчаянного сопротивления она этим животным не дастся.

Предводитель прикрикнул:

— Прекратили базар, козлы! Не надо пугать барышню! У нас к тебе серьезный разговор, Косачева.

Все еще прижимая сумку к груди, Вика из себя выдавила:

— А нельзя ли провести этот разговор в иное, более светлое время суток и в ином, более многолюдном месте?