Владимир Овецкий - Не верь тишине [Роман]

Пройдя немного по улице, обернулась: их большой двухэтажный дом под железной крышей, с высоким резным забором смотрел ей вслед горящими на солнце стеклами. Защемила тоска, захотелось вернуться, но Лиза преодолела ее и заторопилась, словно убегала от прошлого.

Едва увидев Лизу, Марфа Федоровна бросилась обнимать девушку, приговаривая: «Деточка моя, сиротиночка несчастная…» Не привыкшая к ласке, Лиза растерянно молчала.

Отец Сергий, смущенно покашливая, сказал:

— Будет тебе, матушка, плакать да причитать. По павшим от рук антихристовых отмолились, надо о живых подумать.

— Панихиду бы отслужить, — вздохнула Марфа Федоровна.

— Не время пока, бог даст — отслужим, — уверил священник и пригласил Лизу к себе.

С робостью вошла она в комнату и с удивлением осмотрелась, уловила сходство с кабинетом отца. К горлу подступил комок, но девушка сдержалась.

Отец Сергий с удовольствием наблюдал за ней: Лиза нравилась ему. Но не женской привлекательностью — были среди знакомых сына женщины гораздо красивее, — а твердостью и решимостью. «Нескончаема сила женская, — думал священник, — не убоялась навлечь на себя беду, все бросила — и по первому зову… Не ошибся Александр!»

— Вразумите, батюшка! — тихо произнесла Лиза. — Может, что не так делаю.

— Все так, — ласково глядя на нее, ответил отец Сергий. — Сердце смелое и верное подарил тебе господь. Однако путь, тобой избираемый, столь же благороден, сколь и опасен. Выдержишь ли, не отступишь ли?

— Не отступлюсь!

«Не отступится! — поверил священник, догадываясь, что движет девушкой не любовь и не ненависть, вернее, не столько эти чувства, сколько желание, и неистребимое пока желание, быть участницей чего-то необычного. — Начиталась, верно, романов французских да баллад немецких, вот и представила себе невесть что. А того не подозревает, что „необычное“ так может жизнь перековеркать… Ну да господь ей судья, к тому же нам помощницей оказалась славной. И по средствам, что от отца остались, не из последних. Жаль, не одна она наследница». — А вслух спросил:

— А что брат твой, Илья? Говорят, к большевикам подался?

— Мы с ним разные люди.

— Александр ждет тебя в лесу, я объясню где… Ждите меня до вечера. Сядем в поезд до Москвы, а там на Дон. Переждешь немного или в сей же час отправишься?

— Сейчас! — не раздумывая, ответила Лиза.

Тося жила в неведении.

Дни в лесной сторожке, казалось, растянулись в месяцы, так тихо и однообразно катилось время. Не привыкшая сидеть без дела, она с первого дня взялась помогать одинокому хозяину в его немудреном житье-бытье. Он принял помощь как должное, однако ни о чем не расспрашивал и ничем не интересовался. За все это время они сказали друг другу едва ли десяток слов, и это их не тяготило.

Домик чем-то походил на хозяина: был такой же крепкий, приземистый и угрюмоватый. Две маленькие комнатки и чулан, в котором хранился нехитрый охотничий и рыболовный скарб, разделялись тонкими перегородками, так что не только шаги или кашель, но и легкие вздохи сразу слышались во всех углах. И чудилось: дом полнится тихими скрипами, шорохами, стонами, перешептыванием. Первые две ночи, пугаясь, Тося не сомкнула глаз, потом поняла: это разговаривает лес, и успокоилась.

Она ни в чем не корила себя, хотя не раз и не два вспоминала теткины упреки: «Не тянись к Мишке, не ровня ты ему, кто они? — Митрюшины! Да Глафира тебя и на порог не пустит!» И все-таки не отступилась, радуясь тому, что Миша пришел именно к ней, позвал с собой и о ней одной, как уверяет, думает. Тося радовалась, что ей в уединении никто не мешает.

Миша появился в сторожке лишь однажды и больше не приезжал.

Приехали другие.

Это случилось вчера, под утро. Спала Тося чутко, потому легкий стук в окно разбудил мгновенно. Она открыла глаза, не зная, что делать: будить хозяина, открыть самой или лежать тихо? Но стук повторился, она услышала хрипловатый со сна голос: «Кого там принесло?», скрип отворяемой двери и приглушенный говор. Потом все смолкло. Уснуть Тося так и не сумела, но лишь ближе к полудню увидела ночных гостей: это были Карп Данилыч и Ваня Трифоновский.

Карп Данилыч первым делом спросил о сыне, но что она могла сообщить о нем, когда за все это время видела его только однажды и то не более получаса. Через минуту о ней забыли. Однако по разговорам Тося догадалась, что в городе и уезде что-то произошло. Мысли одна тревожнее другой весь день преследовали девушку.

К вечеру Трифоновский исчез, а утром Карп Данилыч, пошептавшись с хозяином, сказал, хмуря рыжеватые брови:

— Собирайся, Таисья, незачем тут боле оставаться. К ктитору поедешь.

Недалеко от города хозяин сторожки остановил телегу, подождал, пока Тося сойдет на землю, и свернул в сторону.

Девушка медленно побрела к дому ктитора. Идти к нему не хотелось, но возвращаться к тетке было неприятней, тем более что робкой искрой тлела надежда, что Карп Данилыч не обманет.

Церковный староста встретил без радости.

— Все возвращается на круги своя, — проговорил он, поглядывая на гостью слезящимися глазами. — Где пребывала досель — не пытаю, куда прибудешь — не ведаю, а посему раздели со мной богом данную трапезу, отдохни душой и телом.

От еды Тося отказалась. Ктитор с трудом, но с аппетитом расправляясь с пищей беззубым ртом, поведал ей обо всем, что произошло и происходит.

— Из сего заключи, что прибыла ты ко мне не в добрый час, — толковал он терпеливо, — приходили ко мне аспиды, пытание вели, что и как, да стар я и немощен, потому, чую, грех на душу не взяли, оставили в покое, но коли тебя у меня увидят — хорошего не жди.

— Куда ж мне теперь?

— Не гоню, не возводи напраслину, я богу служу, от него доброта и благодать и участие к ближнему, но все ж резону-то мало без времени пред господни очи предстать, разумеешь?

Тося вздохнула, и Еремею показалось, что последних слов она не испугалась, скорее, наоборот, подумала о таком обороте как о желательном: «Умаяли девку, нахлебалась горя, дальше некуда», — подумал, жалея, старик, но жалости не показал:

— Так что покуда живи, а там не обессудь…

Он посмотрел на нее, поникшую, и добавил:

— Особливо-то не убивайся, скумекаю, что надо. Однако по дому да по двору чтоб не расхаживала, на улицу тем паче. Догляда я дюже опасаюсь.

Тося и не собиралась никуда выходить, потому встретила наказ Еремея Фокича без возражений.

А опасения его оказались не напрасными. Будь он помоложе да повнимательнее, непременно приметил бы зачастивших в глухой переулок плохо одетых и внешне ко всему безучастных ребят. Двое и сейчас притаились в укромном месте, откуда хорошо просматривался дом ктитора.

— Видал? — горячим шепотом спросил Митяй, когда Тося, робко постучав, скрылась за воротами. — А говорили, уехала.