Анна и Сергей Литвиновы - Сон в новогоднюю ночь [сборник]

— Весьма логично, — пробормотал полковник.

А воодушевленная его скупой похвалой Таня продолжала:

— Потом второе — его жена, Геля, конечно, хорошая актриса, но с обвинениями в адрес всех и вся, причем непосредственно над трупом мужа, она, кажется, малость переигрывала… Насколько я разбираюсь в психологии, человек в ситуации личной катастрофы прежде всего испытывает шок. Потом приходит боль, а гнев и злоба — на убийц или на судьбу — уже гораздо позже. А в данном случае все произошло наоборот и оттого выглядело несколько искусственным…

— Что ж, — промолвил благодушный отчим, — в наблюдательности и знании психологии тебе, Танюшка, не откажешь.

— Мерси… Нечасто ты, Валерочка, говоришь мне комплименты… Надеюсь, они мной заслужены… Потом я подумала про пистолет. Домашние — то есть и Геля, и тетя Вера — сказали мне, что он хранился в сейфе Цесарского, и никто, кроме него, не знал кода… Еще одна улика против Борьки…

— Так, так… — подбодрил падчерицу полковник.

— А потом — телефоны. Ну, перерезать телефонный провод у стационарного аппарата мог кто угодно… А вот почему не работали все без исключения сотовые? Почему они независимо от оператора вдруг выпали после убийства из зоны действия Сети? Все это неспроста, решила я. И поставить «глушилку», выводящую из строя все мобильники, находящиеся в доме, мог только хозяин…

— Или его жена, — заметил Ходасевич.

— Да, но в чем смысл подобной операции? Не иначе: как можно дольше скрывать происходящее… А зачем? — спросила я себя…

— Да ты прямо сложившийся сыщик, — с долей иронии (впрочем, совсем необидной) проговорил Валерий Петрович. — Хочешь, я тебя порекомендую в помощницы Паше Синичкину?

Татьяна отрезала:

— Нет, спасибо, Валерочка, у меня есть собственная хорошая работа. И высокооплачиваемая. А преступлениями мы с тобой лучше займемся в свободное от основной службы время… Ты еще не устал от моего рассказа?

— Нет-нет, все очень поучительно.

— Так вот, главное: я вспомнила, как ты учил меня — искать, не кому выгодно (а о том, кому выгодна смерть Цезаря Борджиа, женщины, в основном Геля, наговорили с три короба), а кто мог это сделать. И по всему выходило, что убить Цесарского мог только сам Цесарский… У него были открыты глаза в момент выстрела, он знал код сейфа, где хранилось оружие, он мог отключить стационарный телефон и поставить «глушилку» для мобильников… И тогда я подошла к «трупу» и… И как двину его ногой!..

Полковник усмехнулся:

— А если б то было самоубийство?

— Ну, во-первых, для начала я все-таки наклонилась и попробовала на вкус «кровь» на его рубашке. То был совершенно явный кетчуп!.. Не мог такой человек, как Борька, покончить жизнь самоубийством. Да еще в тот момент, когда он на самой вершине. Когда у него и дом полная чаша, и своя клиника, и жена-красавица. Только что он хвастал передо мной своими успехами, перья распушал! И вдруг — суицид?… Никогда не поверю!..

— И ты решила, что все случившееся — инсценировка?

— Ну конечно! Не случайно жена Цесарского — актриса, а сам он — психолог, руководитель клиники. Каждый настоящий психолог — сам себе режиссер. У психологов ведь даже отдельное направление есть — «психодрама» называется, когда с клиентами-пациентами разные сценки разыгрывают… К тому же Цесарский в работе всевозможные йоговские практики пользовал… Поэтому ему мертвым прикинуться, дыхание застопорить — как нечего делать!..

— Зачем же он перед вами-то такое представление устроил? Он-то как свой поступок объяснил?

— Лучше бы ты спросил, как он взвыл, когда я его ногой по ребрам звезданула!

— Ничего не сломала уважаемому профессору?

— Нет, но заорал он, как поросенок. А тут и супруга его не выдержала, начала колоться, хохотать как безумная…

Таня улыбнулась, вспоминая картину, коей закончилась новогодняя ночь. Валерий Петрович тоже улыбнулся.

— А объяснил он свою выходку, — сказала Таня, — следующим образом. «Я, — говорит, — пародировала она внушительный говор психолога, — увидел, что вы заскучали, и мы с Гелей сговорились вас разыграть, повеселить. Это просто шутка…» Но, я думаю, тут дело в другом. Цесарский привык манипулировать и управлять людьми. Это у него такая профессиональная деформация. К тому же ему хотелось, чтобы каждый из нас проявил свою суть. Ему своя собственная «смерть» понадобилась, чтобы посмотреть: как Ирина Семужкина станет реагировать на обвинения в воровстве; как ее муж будет оправдываться, что не желал смерти своему патрону; как прислуга тетя Вера, нелегальная мигрантка с Украины, милиции испугается… Хотелось ему, наверное, посмотреть и на меня: как я, человек для него практически новый, поведу себя в экстремальной обстановке…

— Ну и как, — улыбнулся Ходасевич, — проверил он тебя?

— Да уж!.. «Тебе, Татьяна, — сказал Борджиа, — я за самообладание и логику готов поставить высший балл. Хочешь, — говорит, — приходи ко мне в клинику работать, дам тебе отдельное направление и сто пятьдесят тысяч зарплаты…»

— Ну а ты?

— Да нет, ну что ты, Валерочка! Конечно, я отказалась. Не дай бог, мне связываться с таким шарлатаном и скоморохом!..

— Ну и правильно, — сказал отчим, откладывая сигару в пепельницу. — Ты у меня, Татьяна, мудра не по годам… Пошли на кухню, я специально для тебя приготовил праздничный обед… Индейка в апельсиновом соусе, жареные бананы… И играть мы с тобой ни во что не будем… Просто станем разговаривать и вкушать прекрасные яства…

Алексей Данилов, художник двадцати двух лет от роду, подъехал к клубу на собственном «Фольксвагене»-«жуке». И автомобиль, примерно вдвое старше Алексея, и сам художник являли собой самое живописное зрелище.

Машина была расписана всеми цветами радуги, так что напоминала клубок перьев жар-птицы. Прежний хозяин уверял, что некогда на автомобиле ездил Джордж Харрисон. Врал, конечно. Но от этого Данилов любил и холил своего «жучка» не меньше.

Художник захлопнул дверцу автомобиля. Сам он выглядел сегодня вечером даже более прикольно, чем «жучок». Нынче Данилов щеголял в серебристом плаще с красным подбоем и в серебристого же цвета штанах. На голове его красовалась маска из папье-маше: точь-в-точь добрый инопланетянин, как их представляют создатели голливудских фильмов, — большие глаза, высокий зеленый лоб, милая улыбка. Маска была выполнена с большим искусством (над ее созданием художник проработал весь прошлый уик-энд), так что случайный наблюдатель, увидевший Данилова, непременно бы воскликнул: «Вот он! Вот он, настоящий, подлинный инопланетный гость! Где же агенты Малдер и Скалли? Где Академия наук?!»

В отличие от «жучка», который носил свое радужное оперение постоянно, Данилов надел маску, равно как и плащ с серебристыми штанами, сегодня первый (и, наверное, последний) раз в жизни. В будни ему приходилось одеваться в водолазки и строгие брюки. Заокеанские хозяева его дизайнерской фирмы ни за что не позволили бы своим сотрудникам посещать присутствие в серебристых плащах с красным подбоем — даже таким талантливым и высокооплачиваемым, как Данилов. Спасибо хоть галстуки не заставляли носить.