Варвара Клюева - Три жизни на двоих

Дама была загорелой кареглазой шатенкой с длинными, до середины лопаток, волнистыми волосами, девушка – до прозрачности белокожей сероглазой брюнеткой с предельно короткой стрижкой. Дама ростом и фигурой вполне могла поспорить с Венерой Таврической, девушка, пройди она соответствующую выучку, ничем не выделялась бы среди современных моделей подиума – долговязых и анорексичных. Дама обладала выразительной мимикой и, разговаривая, оживлённо жестикулировала, девушка была до крайности скупа на внешние проявления чувств.

Прохожие, занятые собственными мыслями или разговорами, мимолётно задавались вопросом, что может связывать двух столь несхожих особ, и шли себе дальше, тут же позабыв о встрече. Прогуливающиеся одиночки, настроенные на восприятие окружающего, заслышав пару фраз из диалога дамы и девушки, придерживали шаг и долго потом ещё гадали: "Кто они? Кем друг другу приходятся?" Но ответа не находили, а те, кто находил, оказывались весьма далеки от истины.

– … бледная, как спирохета. Неужто за два с половиной месяца не могла выкроить недельку, чтобы поваляться на солнышке?

– Не нуди, Ксень, такая мне досталась кожа – не загорает, хоть тресни. Меланина не хватает. А со временем вообще беда. Знаешь, сколько всего пришлось перечитать и запомнить, чтобы сдать экзамены за десятый?

– Заливаешь! Ни в жизнь не поверю, будто тебе пришлось чего-то там учить. Ты не то что за десятый класс, за весь курс универа сдала бы экзамены, не напрягаясь.

– А вот и фигушки. Мы совсем по другой программе учились. Особенно по гуманитарным предметам, чтоб их…

– Что, не пойдёшь в экономисты? И в политики не хочешь? Ахахах! – Притворно ужаснулась дама. – А куда? Опять на химфак?

– Не, химфак я тогда в угоду бабушке Оле выбрала, сама-то понятия не имела, куда податься, – проигнорировав подначку спутницы, серьёзно ответила девушка. – Всё-таки семнадцать лет – не возраст для выбора профессии. Зато теперь я твёрдо знаю, чего хочу. В ветакадемию.

– Я могла бы догадаться, – усмехнулась дама, покосившись на лохматую рыжую кляксу, пролетевшую мимо. – Что ж, ветакадемия – это славно, тут тебе химия и пригодится. А как к твоему выбору отнеслись Лизины родичи?

– По-моему, им всё равно. Виталине по жизни на дочь наплевать, для Василия главное, чтобы девочка была здорова, а бабушка с дедушкой счастливы до безумия, что внучка взялась за ум, они, наверное, и цирковому училищу были бы рады.

– Повезло тебе с Лизиными стариками.

– Не говори. Всем бы внучкам таких бабушек с дедушками – понимающих, деликатных, отзывчивых. – Девушка нагнулась, чтобы потрепать ткнувшегося ей в ноги щенка. – Кто бы мог подумать, что чувство вины тоже бывает полезным для отношений?

– Только если оно обоюдное, в противном случае одна сторона просто сожрёт другую. – Дама вздохнула. – А как… Сергей?

– Плохо. Только на морфии и держится. Хотя старается не показывать виду, говорит, что счастлив, что скорая смерть – не повод убивать радость, которая в кои-то веки появилась в его жизни. Но, по-моему, ему страшно. Я хочу привезти к нему Алика, его метод должен быть исключительно действенным против страха смерти.

– Да уж! Бояться того, чего нет, как-то глупо, а Сергей Игоревич не производит впечатления дурака. Хотя, конечно… Ладно, все мы не без греха. Ты мне вот что скажи: как он в результате распорядился наследством? Насколько я понимаю, упомянуть тебя, то бишь Лизу, в завещании он не может – иначе у Ирины и Лизиных родственников появятся вопросы?

– Ну да. Лизину часть он завещал Овсепу – с тем, чтобы тот передал Лизе, когда она, то есть я… Короче, когда мы достигнем совершеннолетия. А всего частей шесть. Две – родителям Сергея, одна – Ирине, одна – Злате, и одна – на благотворительность. Григория он из завещиния выкинул. Кстати, о Григории… Ты поддерживаешь связь с Павлом Фёдоровичем? Он следит за процессом?

Дама помрачнела.

– Следит-то он следит, да что толку? Не притянут младшего Водопьянова по сто пятой, это и к гадалке не ходи. Раз вы с Сергеем категорически против обнародования вашего родства, у сукиного сына нет мотива. А без мотива его любой плохонький адвокат отмажет от обвинения в убийстве. Так что осудят, скорее всего, по сто девятой: причинение смерти по неосторожности. Но осудят железно. Павел нашёл охранника, который выпустил КамАЗ с Водопьяновым за рулём с территории гаража, автосервис, где тягач ремонтировали, а главное – таксиста. Представляешь, этот дядька опознал гада в ряду из пяти парней одного типа внешности. Видел какую-то долю секунды в машинном зеркале, а запомнил, по его собственным словам, на всю жизнь. Эх, такая доказательная база пропадает! По сто девятой максимальный срок – два года.

– Не переживай, Ксень, два года для избалованного буржуйчика – тоже не сахар. Если бы его укатали лет на десять, Сергей, наверное, страдал бы ещё и из-за него. Сын, как ни крути… Как бы то ни было, мы с тобой знаем, что от справедливого воздаяния не уйдёшь: не в этой жизни, так в следующей оно убийцу настигнет.

– В следующей жизни он не будет иметь понятия, за что ему воздаётся, – проворчала Ксения. – Какой смысл в наказании, если наказуемый не знает за собой вины? Нет, моё чувство справедливости посмертной расплатой не утолишь. Здесь нагадил, здесь и разгребай. Только с нашими законами справедливости фиг добьёшься! Кстати, ты была права: твоя мамашка, естественно, ринулась в суд оттяпывать свою "обязательную долю". И оттяпала бы наверняка, если бы не твоё письмо. Мой адвокат нашёл всех, кого ты там упомянула: ваших соседей, твоих учителей, друзей, коллег твоего отца и Ольги Варламовны – из тех, что помоложе… Все готовы, более того, рвутся дать показания. По прикидкам моего адвоката, шансы на признание мадам Ткаченко "недостойной наследницей" где-то шестьдесят из ста. Но я откушу ему голову, если он не выиграет это дело.

– Какая ты кровожадная, – улыбнулась девушка. – Да пускай подавится своей "обязательной долей". Нам с тобой и тех денег, которые оставляет дочери Сергей, не истратить до конца жизни.

– Я кровожадная?! – Возмутилась дама. – Да я просто образец милосердия! За то, что эти сволочи с тобой сотворили, их следовало бы замуровать заживо в каком-нибудь сыром подземелье, а я всего лишь хочу не дать им нажиться на смерти бедняжки, которую они превратили в травленную дичь. Кстати, теперь-то ты можешь мне сказать: чем они тебя так запугали, что ты четверть века пряталась по конспиративным квартирам?

Девушка поморщилась.

– И охота тебе в этом копаться, Ксенька? Ничего запредельного там не было. Обычное насилие. Не сексуальное – физическое и психологическое. А что до моей запуганности, ты же знаешь: травмы детства способны покалечить психику до полной неадекватности. Мои фобии – ещё цветочки.