Елена Арсеньева - Ее звали Лиза

— Приехали! — возвестил в тот момент Вернер, и автомобиль, не сделав и двухсот метров после поворота за угол, остановился. — Я довольно хорошо знаю эту улицу, часто проезжал по ней, ведь в конце ее находится тот самый ресторан, где вам предстоит работать. Даже жаль, что так близко оказалось до вашего дома.

«Если он начнет набиваться в гости, я заору!» — мрачно подумала Лиза, выползая из машины.

— Милое местечко, идиллическое, — пробормотал Вернер, глядя на покосившуюся, заржавевшую металлическую ограду, на которой косо висела табличка с названием улицы и номером дома. — Надеюсь, вы живете вон там, а не там?

«Вон там» находился одноэтажный флигелек, спрятавшийся в зарослях отцветшей сирени. Ну а просто «там» располагались развалины двухэтажного дома, заросшие крапивой и бурьяном.

Лиза тупо посмотрела на своего неотвязного спутника и поняла, что он так шутит. Хм, шуточки у него…

— Ну что ж, милая Лиза… Кстати, как вас величать по отчеству? — осведомился Вернер. — Или вы не против, чтобы я обращался к вам по имени, как водится между добрыми приятелями?

Лиза пробормотала что-то на тему, мол, она не против, как водится между… и все такое. Она предпочла бы, чтобы Вернер немедленно впал в амнезию и забыл ее имя, фамилию и адрес, лишь только отъедет на пять шагов, но рассчитывать на подобное вряд ли приходилось.

— Я не прощаюсь! — объявил Вернер. — Вечером непременно буду в «Розовой розе». Надеюсь увидеть вас там. А может быть, и не только увидеть!

Он прищурился так многозначительно, что Лизе безумно захотелось влепить ему пощечину. Но все же почти невероятным усилием воли она удержалась.

Ага, жди! Тащись в свою «Розу», жди там новую официантку, девицу для утех господ офицеров! Не дождешься. Сейчас Лиза вернется в ломбард, а потом…

Она постояла у калитки, висевшей на одной петле, надеясь, что Вернер уедет наконец. Однако тот, видимо, решил быть галантным до последней капли крови и не трогаться с места, пока Лиза не войдет во двор. Сидел за рулем, кивал головой в надвинутой на лоб фуражке и тыкал на калитку указательным пальцем: идите, мол, туда, идите! Лиза в конце концов не выдержала и вошла во двор, чувствуя такой приступ человеконенавистничества, какого ранее не то что не испытывала, но даже вообразить не могла.

Она сделала несколько шагов к флигелю, и только тогда заработал мотор «Опеля», а потом и его рокот отдалился. Неотвязный Вернер отвязался наконец. Можно уходить отсюда, дорога свободна!

Но Лиза не трогалась с места. Навалилась вдруг такая усталость…

Наверняка ключ от дома Лизы Петропавловской лежит в ее саквояже. Можно отпереть дверь, зайти, поесть (наверняка там найдется какая-нибудь еда, хотя бы хлеб), попить чаю или в крайнем случае просто воды, передохнуть. Она так устала, так ужасно устала!

Нет. Заходить туда нельзя. Чужая жизнь, в которую она нечаянно окунулась, затягивает, как водоворот. Чужая маска, которую она невольно на себя надела, начинает прирастать к лицу. Нет, нужно как можно скорее вернуться в ломбард.

А потом? Что она будет делать потом? Да уж не жить под чужим именем, конечно. У Лизы Петропавловской были друзья, знакомые… В конце концов, может ее любовник-немец — как его там, Эрих? — нагрянуть. Обнаружит подмену…

Лиза отвела взгляд от белых, обшитых кружевом занавесок, которые были видны сквозь чисто вымытое окошко флигелька. Почему-то ей показалось, что именно здесь жила Лизочка и окно ее, занавески ее. Хотя кто знает, на самом-то деле…

Она вздохнула прощально и уже совсем решилась выйти назад на улицу, как вдруг дверь домика распахнулась и на крыльце показался какой-то мелкий, худой, вертлявый мужчинка лет сорока, до крайности похожий на маленького таракана, а может, просто жучка. Он имел чисто выбритое гладкое личико, почему-то наводившее на мысль о восковой маске, гладко прилизанные волосы и узкие губы, почти не видные под щетинкой усов. Усы, к слову сказать, у него были не тараканьи, даже не «вильгельмовские» (торчащие в стороны, напомаженные и подкрученные), а узенькие, тщательно подбритые. Их носитель явно пытался подражать Гитлеру, так что понятно, почему Лиза мгновенно преисполнилась к мужчине отвращением. Однако «таракан» уставился на нее с превеликой приветливостью.

— Гутен таг! — закричал он и даже рукой помахал. — А ведь вы, наверное, есть панна, то есть фрейлейн Петропавловская?

Лиза заморгала, совершенно изумленная. Откуда он ее знает? Вернее, откуда знает, за кого она себя выдает? Мистика какая-то…

Мистика, впрочем, немедля разъяснилась.

— Мы с вами не имам чести знаться! — радостно возвестил «таракан». — Но я про вас шибко наслышан от тетушки, от Натальи Львовны. Она говорила, что во втором номере живет молодая и очень-очень красивая барышня, фрейлейн Лиза Петропавловская. Тетушка уехала на неделю в сельскую местность, а мне велела исполнять ее обязанности как владелицы сего строения. — Он помахал в сторону флигеля. — Мое имя есть Анатоль Пошехонский. Я заходил к вам знакомиться, но дома не застал и решил, что, видимо, вы отправились исполнять трудовую повинность, а может быть, меняете носильные вещи на продукты. И вот вы явились на место жительства!

— Извините, — не выдержала Лиза, — а почему вы говорите так странно? Как будто и не по-русски…

И тут же в ужасе прикусила язык: а что, если Лиза Петропавловская была конфиденткой Натальи Львовны, «владелицы сего строения», и знала биографию ее племянника Анатоля Пошехонского? Мужчинка сейчас заподозрит неладное… Нет, бежать отсюда скорей! Только вот как от трепача-«таракана» отвязаться? Мужчины здесь, в Мезенске, приставучие до неприличия. Сначала Алекс Вернер цеплялся, теперь этот. Дернула же нелегкая задать племяннику хозяйки дома такой дурацкий вопрос!

— Так я ж с Запада приехал, с Варшавы, — с радостной улыбкой пояснил между тем Анатоль, который, кажется, не увидел в Лизином вопросе ничего дурацкого. — Москальское наречие мне не так чтобы очень привычно. Уж извиняйте, будьте ласковы! Зато по-немецки я шпрехаю отменно, поскольку есть чистокровный фольксдойче [30] Фольксдойче — так на оккупированных фашистской Германией территориях назывались люди смешанного происхождения, наполовину немцы. .

Несомненно, последнее словосочетание употреблялось в русском языке впервые, и Лиза, как ни была напряжена, отреагировала соответственно, с трудом сдержав усмешку.

Племянник, впрочем, не заметил припадка ее невежливого веселья, а таращился на нее с откровенным восторгом.

— Тетушка совершенно права была, сказавши, что вы красавица, — возвестил он с улыбкой. — И ежели вы, к примеру сказать, чувствуете некоторую тоску длинными одинокими вечерами, я с превеликим угождением готов вашу тоску развеивать. Вам стоит только отдать такое волеизъявление, фрейлейн Лизонька.