Михаил Черненок - Следствием установлено

– Амундсен был выдающимся полярным исследователем, а фамилия знаменитого сказочника – Андерсен. Умные, хорошие сказки сочинял, не то, что вы.

– Мы университетов не кончали, – на лице Мохова появилось выражение, похожее на обиду, но глаза забегали еще сильнее. – Наше образование – четыре класса, пятый коридор.

– Это не делает вам чести и, тем более, не дает права лгать уголовному розыску.

– Не веришь? Хочешь, скажу, у кого увел? Антон поморщился:

– Хватит сочинять. Как попали в магазин?

– Чужое дело не клей, начальник. Не был я в магазинчике, – шея Мохова вытянулась и тут же укоротилась, будто он хотел втянуть непомерно большую косматую голову в плечи. – Моя профессия – карманы. Чемоданчик прихватил, между делом, у Гоги-Самолета… – И уставился на Антона, стараясь определить, какое произвел впечатление.

– Когда?

– В воскресенье утром, – не задумываясь, ответил Мохов и ухмыльнулся. – Без выходных работаю.

Предположение Антона, возникшее после допроса Костырева? подтвердилось: о смерти Гоги-Самолета Мохов не знает. Антон неторопливо достал фотоснимок, который показывал Костыреву, и подал его Мохову. Увидев, как у того отвисла губа, понял, что попал в точку. Мохов с тупым выражением лица долго разглядывал фотографию, потом растерянно уставился на Антона и, почти как Костырев, спросил:

– Мертвый, чо ли?

– В магазине, – подтверждая, добавил Антон. – Как вы умудрились на главном новосибирском вокзале в воскресенье утром украсть у него чемодан, если Самолета уже в живых не было?

– Так, может, его после этого сфотографировали, – наивно, без всякой надежды, сказал Мохов.

– К вашему сожалению, нет, – Антон нахмурился. – В магазине обнаружены ваши отпечатки и пустая пачка «Нашей марки». Надеюсь, понимаете, что отрицать такие улики – бессмысленное занятие. Только запутаете себя. Говорите все начистоту.

– Слово даю, не был в магазине! – взвизгнул Мохов.

– Каким образом вещи к вам попали?

– Увел чемоданчик у сявки.

– Сказка про белого бычка… Вы знали, что Гога-Самолет обворовал магазин или собирался обворовать. Откуда эти сведения?

– Накалываешь, гражданин начальник! – снова закричал Мохов. – Мокруху хочешь пришить? Не выйдет! Не занимаюсь я мокрыми делами. Не занимаюсь!

Антон брезгливо поморщился:

– Улики, гражданин Мохов, улики… Кроме чистосердечного признания, вам ничего другого не остается. Неужели не можете понять этого? Будете говорить правду?

В глазах Мохова появился испуг. Антон глядел на него и все больше убеждался, что Мохов – мелкий, трусливый воришка, способный на любую ложь и предательство ради спасения собственной шкуры. И не ошибся.

Мохов трусливо огляделся, как будто хотел убедиться, нет ли в кабинете посторонних, и почти прошептал:

– Костырев… Костырев был в магазине, – опять огляделся и еще тише добавил: – Он там кепку свою посеял. Сам мне говорил, что свалилась с головы и в темноте не мог найти.

– И Дунечку Костырев ударил?

– Какую Дунечку?.. – Мохов открыл рот, но тут же угодливо закивал головой. – Ага, и Дунечку он саданул железякой, когда со шмутьем из магазина выскакивал.

Тонкая ниточка попала в руки Антона, наметилось совпадение с показаниями похмельной Дунечки, и он, стараясь эту ниточку не порвать, сделал вид, что верит Мохову.

– Зачем же вы все краденые вещи в свой чемодан сложили?

– Костырев чистеньким хотел остаться.

– Куда золотые часы дели и одну бритву?

– Загнали по дешевке. Хотели все шмутье сплавить, да на кофточках попухли.

– Кто продавал, Костырев или вы?

– Я, – Мохов вздохнул и повторил: – Костырев же чистеньким хотел остаться.

– А если скажу, что вы не продавали часы и бритву? – спросил Антон и, заметив, как насторожилось лицо Мохова, добавил: – Вы их отдали тому, кто помог отключить сигнализацию.

– Откуда у нас деньги в таком разе? – Мохов оживился. – Шмуток я продать не успел, они все в ажуре, а выручка всего тысяча была.

– Допустим, – согласился Антон. – Только… кто у вас опасную бритву купил? Сейчас опасные не в моде.

– Костырев их две взял.

– Есть документы, что три. Одну себе, другую вам. Кому третью?

– Групповую мажешь, гражданин начальник? Не было групповой. Костырев в одиночку магазин заделал. Моя профессия – карманы.

– А ведь пробовал и магазин обворовать…

– Разок только попытал. Как загремел охранный колокол на всю деревню, с тех пор поллитровкой меня к магазину не затянешь.

– Кто в этот раз отключил сигнализацию?

– Слово даю, не знаю! – Мохов ударил себя кулаком в грудь: – Крест во все пузо!..

– Почему Костырев согласился с вами на север ехать? – оборвал Мохова Антон.

– Чтоб денег подкалымить.

– Но он раньше почему-то не соглашался. Вам долго пришлось его уговаривать. Почему?

– А-а-а… Это он жениться, дубина, хотел. В Новосибирске чувичка у него была, врюхался в нее. А она ему финт ушами заделала, с инженером с московским снюхалась. Федька про это узнал и говорит: «Ну их всех сучек… Поехали, Пашка, на север, деньгу закалымим – не таких чувичек отхватим». Я толкую: «С хрустами, мол, жидковато, на билеты не хватит». А он мне: «В сельхозтехниковском магазине навалом золотых часиков появилось. Если трусишь, один пойду на дело, а ты посля толкнешь часики хотя бы по дешевке». На том и спелись.

– Откуда Костырев узнал о часах?

– Он же в райпотребе вкалывал, там все расчухал.

– Кто помог отключить сигнализацию? – настойчиво спросил Антон. – Или Костырев сам это сделал?

– Конечно, сам. Он башковитый в этом деле.

– Как Гога-Самолет оказался в магазине? Мохов застучал кулаком в грудь:

– Крест во все пузо, не знаю.

Антон прекратил допрос. Через полчаса на служебной машине он увез Костырева и Мохова в поселок, где нашелся магазин, оборудованный точно такой охранной сигнализацией, как в райцентре. Следственным экспериментом было установлено, что ни Костырев, ни Мохов в охранной сигнализации совершенно не разбираются.

После допроса горизонт не расширялся. Наоборот, своими показаниями Мохов еще больше запутал дело.

– Березову видел? – снимая очки, спросил Степан Степанович, едва Антон переступил порог его кабинета. – Только что была здесь, спрашивала тебя.

– Есть что-то новое?

– Она, видишь ли, кроме тебя, ни с кем не хочет беседовать, – Степан Степанович поправил бумаги, лежащие перед ним на столе, близоруко прищурился. – Как говорят наши подшефные, вошел ты у нее в авторитет.

– Не сказала, куда ушла?

– Дома будет ждать.

– Придется ехать. Может быть, что-то новенькое, существенное у нее появилось.

– Подожди. За ней пошлем служебную машину, а сами в это время потолкуем. У меня тут кое-что есть…