Светлана Алешина - Преступление без наказания

— Значит, это ваш кабинет, — негромко сказал Роман, осматриваясь.

— Так получается, — сказала я, — если вы не против.

— Ну что вы, Ольга. — Роман застенчиво поерзал на стуле, и тут дверь отворилась и вошел Ромка с чашкой воды.

— Спасибо, — сказала я Ромке, протягивая руку.

— Ольга Юрьевна, вчера по НТВ говорили, что в одном самарском сумасшедшем доме эпидемия холеры! — грозным тоном заявил Ромка.

— И что же? — не поняла я, на всякий случай держа чашку на расстоянии от себя.

— Сырую воду пить вредно. — Ромка смотрел на меня твердо и решительно. Совсем как у классиков: «Юноша бледный со взором горящим…» Не мальчик, но муж…

Я заглянула в чашку. Вроде вода.

— Из кофеварки налил? — спросила я.

Ромка кивнул. Я передала ему вазочку с цветами и выпроводила вон. Цветам, наверное, холера не страшна, у них кишечник устроен по другой схеме, а вот от кипяченой воды они могут заболеть.

После этого возмутительного вмешательства в мою личную жизнь я снова взглянула на Романа, терпеливо дожидающегося окончания рабочих прений.

Роман, как видно, понял, что меня могут снова отвлечь по любому производственному поводу и на любой срок, поэтому, пользуясь затишьем, перешел к делу. Впрочем, как и положено нормальному, высокому и богемному мужчине.

— Хочу предложить вам, Ольга Юрьевна, культурную программу на сегодняшний вечер, — проговорил он и замер в ожидании моего ответа.

Мне такой заход даже понравился. А что? Конкретно, определенно и многообещающе. Я уже посмотрела на Романа с интересом, но начала прокручивать в голове возможные варианты его предложения и сразу же оценивать свои мнения насчет них.

Ничего не могу с собой поделать: думаю всегда, думаю постоянно и честно признаюсь в этой своей дурной привычке. Иной раз и помечтается — бывает у меня такая дамская слабость, непродолжительная только — помечтается, что все в жизни могло бы быть по-другому и получше, чем есть, имей я на две извилины меньше, а мысли короче. Но видно, уж ничего не поделаешь, планида выписана мне такая в небесной канцелярии. Не иначе как готовят меня в будущей жизни к более высокому воплощению. Не скажу только, к какому, но подозреваю.

Итак, взглянув в ожидающие моей реакции глаза Романа, я спросила:

— И что же это будет за программа?

Если откровенно, то я заподозрила, что Роман собрался писать с меня портрет. Подумав так, я тут же представила себе почему-то «Вирсавию» Рубенса и, кажется, покраснела. А вот это было очень некстати Наклонив голову, чтобы не так был заметен этот казус, я нервно стала шарить рукой в ящике стола, словно что-то собиралась там найти, а оно как назло не находилось.

К тому моменту, как вернулся Ромка-курьер с вазочкой, Роман-живописец развернул передо мною вербальную программку своей культурной программы. Он приглашал меня сегодня посетить вместе с ним Дом художника и поприсутствовать на презентации работ некоего приехавшего в Тарасов художника. Был обещан фуршет, знакомства и повышение культурного уровня. На самый поздний вечер предлагался по желанию публики — по моему желанию то есть — либо творческий завис в одной из мастерских фонда с веселой компанией, либо кафе, либо клуб, либо прогулка по набережной.

Как я поняла, многовариантность продолжения зависела от нескольких факторов, главным из которых должно было стать мое личное отношение к Роману. А отношение это должно было выкристаллизироваться на вышеупомянутой презентации.

— Мы же практически не знакомы с вами, Ольга, — констатировал Роман несомненную истину. — Вот я вам и предлагаю совместить полезное с приятным.

— Что из них что? — по въедливой журналистской привычке спросила я. — Что будет приятным, а что полезным?

Вопрос был поставлен каверзный, но Роман неожиданно лихо выпутался из него.

— Полезными будут информация и впечатления от презентации, а приятным — времяпровождение.

Ромка зашел с благоухающими гиацинтами, а я уже договорилась.

Это оказалось делом недолгим, я даже удивиться не успела своей собственной прыти. Маринки на меня не хватало, это ясно.

Условившись с Романом встретиться около редакции после окончания рабочего дня и выяснив, что он приедет на своей «Ауди», а следовательно, мне личный транспорт будет не нужен, я после ухода Романа распорядилась, чтобы «Ладу» забрал Виктор и, если не лень, прокатился бы с нею на СТО.

Ничего не понимаю в моторах-сальниках и прочем металлоломе, но если машина недавно вернулась из СТО, то доверия у меня к ней больше, как и спокойствия тоже.

Выслушав мои пожелания, Виктор склонил голову набок и внимательно посмотрел на меня. На языке его искусственно выведенных глухонемых это означало вопрос. Я сразу призналась во всем, и Виктор кивнул, принимая и мое безусловное право на личную жизнь и свое относительное доверие насчет моей судьбы на этот вечер.

Из редакции мы вышли, как обычно, все вместе и разошлись в разные стороны. Виктор с Ромкой сели в «Ладу», Сергей Иванович неторопливо пошел направо, а я, перейдя улицу, подошла к «Ауди» Романа. Как я заметила из окна, он уже целый час стоял на этом месте и, очевидно, в который раз перечитывал толстенную «Комсомольскую правду», вплоть до программы телепередач.

Между прочим, замысливая свидание с главным редактором «Свидетеля», я считаю, что неприлично читать что-либо другое, кроме самого «Свидетеля».

Ну да ладно, это я Роману объясню в следующий раз. Если он будет.

Я села в «Ауди», Роман удовлетворенно кивнул каким-то своим мыслям, и мы поехали.

Выясняя мой вкус, Роман сменил несколько радиостанций и наконец по взаимному согласию остановился на «Ностальжи». Едва запел полузабытый мною Африк Симон, оказалось, что мы уже приехали.

Дом художника располагался в старинном купеческом доме, наверное, бывшем в свое время доходным, а потом ставшем муравейникоподобной коммуналкой. Несколько лет назад, не знаю, что нашло на городские власти, но они вдруг как-то в одночасье выселили всех жильцов, а дом взяли, дал отдали Художественному фонду.

Не иначе как нашу мэрию сглазили. Но она быстро оклемалась от нездорового забалдения, потому как со всеми религиозными конфессиями была в дружбе и те пошуршали по своим связям наверху, сглаз пропал, и больше никаким художественным союзам, насколько я знала, ничего не досталось.

Дом был построен квадратным в плане, со двором внутри и въездом через ворота в арке, выходившим на Московский проспект. Точнее, перекошенные старинные ворота были при коммуналке. При художниках они просто исчезли, да это и правильно: реставрировать их было не на что, а оставлять неприлично. Найденное решение устроило всех: власти, потому как вид стал приличный, и художников, потому что после сдачи ворот в металлолом зеленый змий сутки бил хвостом, стимулируя в них вдохновение.