Сергей Бакшеев - Опасная улика

– Вы даже не спросите, о каком мужчине идет речь?

– Поверь моему большому опыту: все мужики одинаковы. Вся разница в нескольких сантиметрах.

Елена крепко сомкнула губы, чтобы не рассмеяться. Впервые за сегодняшний день нервное напряжение отпустило ее.

Денис Гомельский не хотел, чтобы Алекс Баюкин хотя бы приблизительно знал о том, где он живет. Но сегодня у адвоката не было выбора. Он подъехал вместе с Алексом к высокому современному дому из темно-серого цвета и припарковался напротив закрытого входа во двор. Это был жилой комплекс «Утес», где у адвоката имелась квартира на десятом этаже.

– Сейчас я тебе кое-что покажу, – предупредил Гомельский, включая планшетник. – Это статейка журналистки Луганцевой. В тексте есть ссылка на запись камеры видеорегистратора. Посмотри внимательно.

Пока Алекс читал статью и смотрел ролик, адвокат комментировал:

– Ты не смог незаметно провернуть плевое дельце. Тебя зафиксировали из проезжавшей «тачки». Вот момент, когда ты скручиваешь проститутку, которая вышла от Валеева. С опера обвинения сняли, и теперь следователь ищет человека, напавшего на девицу. Ищет тебя, Баюкин!

– На записи не видно моего лица!

– И паспорт ты не обронил – следователи в панике, ни одной зацепки! – Гомельский схватился за голову, изображая смятение. – Самое паршивое, что и это дело, и убийство сутенера ведет один и тот же следователь.

– Вы обещали меня отмазать…

– И отмажу. Но обстоятельства усложнились. Ты опять облажался.

– Я делал все, как вы приказали!

– Вот об этом никому не рассказывай! Я твой адвокат – и только!

– К черту следователей и адвокатов! Я уеду из Москвы!

– Это не выход, Алекс. Рано или поздно тебя найдут. Есть способ получше.

– О чем вы?

– Ты хорошо запомнил женщину, с которой я встречался вчера в торговом центре?

– Да, как вы приказали.

– Она и есть следователь, которая ведет твое дело.

– Баба?

– Бабы на базаре торгуют, а это – Петля! Вчера она передала мне патрон, которым ты убил сутенера. – Адвокат продемонстрировал пакетик. – Улики в деле больше нет, о выстреле из пистолета Ярыгина не упоминается. А сегодня Петелина принесет мне марки твоего отца.

– Да?!

– Она нашла старого эстонца, который ускользнул от нас.

– Так это же отлично!

– Эх, Алекс. Женщины непостоянны, они подвластны эмоциям и обидчивы. Сегодня я накинул на нее узду, а завтра она взбрыкнет и раскрутит дело по новой. Тебя опять обвинят в убийстве. Понимаешь, о чем я?

– О женщине, которой нельзя доверять.

– Вот именно. Поэтому план такой. Сегодня вечером будешь дежурить здесь в машине и следить за калиткой. Только не суйся дальше места, где мы сейчас стоим – там видеокамера! Петля выйдет от меня и сядет в свою машину. Ты поедешь за ней. До дома ей ехать полчаса, поэтому минут через пятнадцать-двадцать, когда она остановится на светофоре, встанешь рядом, опустишь стекло и выстрелишь.

– Убить ее?

– Наповал – и ты свободен! Никто больше не сможет возобновить дело против тебя. За это я отдам тебе марки стоимостью миллион долларов.

– Они и так принадлежат моему отцу.

– А кто сказал, что ты должен отдавать их генералу? Его скоро посадят. У тебя будут деньги и генеральская квартира.

– На чем я поеду за дамочкой?

– Вот тебе три тысячи долларов. Смотаешься на авторынок и купишь что-нибудь подешевле. Без оформления. Сделаешь дело – бросишь «тачку». Машина наверняка будет из числа угнанных, с перебитыми номерами. Работай в перчатках, и ты чист. Эта Петля многих посадила. Искать будут среди них.

– Она выйдет, когда будет темно?

– Да. Я задержу ее.

– Ладно, вроде бы и вправду нетрудно…

– Только учти, Алекс: больше созваниваться мы не будем. Что бы ни случилось, после того, как Петелина выйдет из моего дома, ты должен ее убрать.

Гомельский выпроводил Алекса из машины, заехал в подземный паркинг, а затем поднялся к себе в квартиру. Он мотался по комнатам, не находя себе места.

«Петля сама решила свою судьбу, – убеждал себя адвокат. – В ее руках Кильп, который что-то знает, гад, иначе откуда у него марки моего отца?! Петля сунула нос в старое питерское дело, и у меня не остается выбора. Она проницательная и дотошная, и способна докопаться до истины. Вчера она выразила мне соболезнование, но в ее словах чувствовался скрытый упрек. Да что там скрытый! Петля прямо спросила, почему я не искал убийц? Она что-то подозревает. А где подозрение, там и до полноценного обвинения недалеко».

Гомельский плеснул коньяка в широкий бокал, выпил его залпом и прошептал:

– Я должен с ней покончить.

Елена Петелина открыла дверь и вошла в квартиру. Ее сопровождала Людмила Астаховская. Руки женщин были заняты пакетами с названиями торговых брендов. Елена свалила покупки на диван и плюхнулась рядом.

– Ух, неужели я все это надену?

– Посмотрись в зеркало, – посоветовала Астаховская.

– А что?

– У тебя в глазах прыгают чертики.

– Это от страха. – Елена достала из коробки черные туфли на высоченных шпильках. – У меня от одного взгляда на них ступни ломит.

– Опасная шпилька – необходимый элемент имиджа. Ты же хочешь, чтобы мужчина потерял голову…

– А чулки? Да я их сроду не носила. – Елена распотрошила очередной пакет.

– И напрасно. Чулки со швом любую замухрышку сделают женственной, а тебя – ослепительной. Давай переодевайся, а я пока кофе сварю.

– У меня кофейного аппарата нет, – предупредила Петелина. – Возьмите турку или молотый.

– Классика. То, что я люблю.

Елена полностью разделась и захрустела пакетиками с новым бельем. По мере того, как прохладные изделия, скользя по коже, нежно стискивали то одну, то другую часть ее тела, мурашки восторга подбирались к сердцу женщины. Она чувствовала, что становится стройнее и моложе. Тонкое белье, чулки со швом, черная юбка-карандаш и алая блузка на пуговках заняли свои места и плотно обняли женское тело.

В завершение Елена надела туфли и как будто воспарила над землей. Все, что она привыкла видеть вокруг, опустилось, словно преклоняясь перед ней. Высокие каблуки заставили женщину прогнуться в талии, расправить плечи и выпятить грудь.

С кухни потянуло насыщенным ароматом свежесваренного кофе. Елена засеменила на запах, привыкая к сместившемуся центру тяжести. Она увидела мудрую Астаховскую и не смогла сдержать радостную улыбку. Елена вспомнила точно такое же ощущение счастья, когда в шесть лет на день рождения ее нарядили в пышное платье с воланами и оборочками, соорудили на голове роскошный бант и обули в новые босоножки с золотыми пряжками. Обалдевшие мальчики смотрели на нее, раскрыв рот, а девочки-подружки неожиданно загрустили.