Нова Рен Сума - 17 потерянных

— Вы меня видели? Где? — Меня обеспокоила мысль о том, что за мной наблюдали, когда я сидела в фургоне.

— До школы. Ты перебегала дорогу. На тебя чуть не налетел наш автобус! Мы все тебя видели и кричали тебе в окно. — Она помолчала. — Ты слышала нас?

Я отрицательно помотала головой. Она словно повернула время вспять, и меня пронзил холод — я будто снова оказалась на ветреной магистрали под заснеженными соснами. Я задрожала.

— Мы все закричали: «Эй, что происходит? Почему мы остановились?», а водитель нам: «Э, да там на дороге девушка». А я: «Я ее знаю, это Лорен Вудмен! Из нашей школы!» Ну мы же обычно ездили с тобой в одном автобусе, и…

— У меня сломался фургон, — сказала я, чтобы заткнуть ее. Я уже покинула страничку Эбби и вошла в каталог библиотеки. Но объявление — грязное помятое объявление с лицом Эбби — лежало у меня на коленях под столом, и приподняв ноги, я взяла его и свернула в плотную трубочку.

— Да, но ты бежала через дорогу. Мы тебя видели…

Это была миниатюрная девушка со смуглой, теплой на вид кожей и темными волосами, и она казалась вполне безобидной и искренне сочувствующей, но я больше не могла ее слушать. Мое внимание привлекло какое-то движение за окном: не неожиданный снегопад, но красная вспышка. Рука без перчатки, оставляющая на стекле грязные следы.

Эбби покинула мой фургон и подошла к школе, но не смогла войти внутрь. На ней летняя одежда, хотя все вокруг засыпано декабрьским снегом. Лицо грязное, в длинных волосах запутались ягоды ежевики, веточки, листья и другой непонятный мусор, слегка мерцающий через стекло. Затравленный взгляд свидетельствует о том, что она видит что-то, чего не вижу я, что-то нехорошее.

Рука, протянутая к стеклу, выставленная вперед ладонь, пять пальцев врастопырку предупредили меня о многом: я ничего не должна рассказывать о ней, если меня спросят, — ни этой девятикласснице, никому. Поняла я также, что она чего-то хотела от меня, чего-то необходимого ей, и дать ей это могла только я.

Помогите. Эбби Синклер нуждается в помощи.

— Куда ты смотришь? — спросила девушка. Она проследила за моим взглядом и сказала: «О…», и мое сердце ухнуло вниз, мне захотелось загородить окно своим телом. Но тут она добавила: — Какой ужас. Окно придется мыть, оно такое грязное. — Она снова посмотрела на меня и пожала плечами.

Она не могла видеть Эбби, но видела то, что оставалось после нее: отпечаток руки, но не саму руку.

Той ночью мне приснился сон.

Во сне был дом, создающий впечатление некоего реального места. Узкое строение из кирпича. Пустое. Четыре его этажа исчезают в туманном небе, где притаилось множество теней. Сломанные металлические ворота. Скрипучие, готовые обрушиться под ногами ступеньки, ведущие к темной парадной двери.

Сон начинался с того, что я стою на улице, но я знаю, что подобной улицы во всамделишном мире не существует. Она не является частью города, большого или маленького. Тротуар начинается и кончается в словно слегка колючей темноте. Все, что я могу сделать, — это войти в дом. И я вхожу в него. Хотя окна заколочены досками и дом обволакивает покров тишины, выползающей из щелей и выбоин в кирпичных стенах, и меня от этого подташнивает, я поднимаю руку, чтобы попробовать позвонить. Звонок весь проржавел и сгнил, и когда я нажимаю на кнопку, палец проваливается во что-то мягкое и влажное, словно в открытую мокрую рану.

Отдергиваю руку и пытаюсь толкнуть дверь. Она поддается. Несколько шагов вперед, и я оказываюсь в полной темноте. Я не осознаю, что стою в холле под свисающим с потолка скелетом некогда роскошной люстры. Я не знаю, что надо мной, или рядом со мной, или же у меня под ногами.

Но чувствую какой-то запах: сильный запах дыма. От него у меня першит в горле, глаза слезятся. Не могу понять, откуда он доносится — от чего-то поблизости или вдалеке. Он просто присутствует в воздухе, будто горячее дыхание.

Мне следовало бы испугаться, убежать, даже если придется кончить жизнь на мостовой рядом. Но я стою, замерев на месте. Вокруг темно, так темно, что я не вижу собственной поднесенной к лицу руки; и так тихо, что кажется, кто-то прячется среди теней, следящих за каждым моим шагом. Я чувствую, что должна остаться.

Скоро я изучу этот дом во сне так же хорошо, как дом, в котором живу со своей мамой, — небольшой флигелек, который мы снимаем у Берков, живущих по другую сторону изгороди, — со всеми его необязательными шкафами и набитыми комодами, скрипучими ступеньками и плохо закрывающимися дверьми. Но в ту ночь, мою первую ночь в нем, я не могу знать, что найду там. Или кого.

Дым становится гуще, мои легкие наполняет тяжелый горячий воздух, и я начинаю думать, что мне грозит опасность. Что я могу умереть. Но на самом-то деле — нет. Это был не такой сон.

Скоро я начинаю понимать, что сон не об умирании — он о жизни. Вечной жизни. Дом — это место, где вас могут помнить, даже навещать. Он станет вашим, когда вы потеряете свой. Если вы убежите. Если направите велосипед не по той темной дороге.

Тут в конечном счете оказываются все девушки.

Я приду сюда в другие вечера и замечу узоры на обоях во всех комнатах. Прорехи в обоях, почерневшие впадины там, где гниль изничтожила стены. Увижу колючий, ползучий, удушающий плющ.

Я узнаю расположение комнат, даже тех, что наверху, поскольку однажды наберусь мужества взойти по лестнице, не страшась того, что ступеньки обратятся в пыль под весом моего тела. Но все это произойдет позже.

А тогда все было впервые. Мне впервые приснился этот сон — после того, как я нашла объявление с лицом пропавшей — и искала я в доме именно Эбби.

Я чувствовала ее присутствие — тихое испуганное присутствие где-то в провалах темноты. Запах был таким же, как в фургоне. Но сильнее, ближе. Она пошевелилась, и доски пола заскрипели; так я узнала, что здесь у нее есть вес, а значит, и тело. Есть вещественность. Здесь она реальна.

Я сделала шаг по направлению к тому месту, откуда раздавался шум.

— Эбби? Это ты? — Я говорила с трудом, но меня можно было услышать.

Я различила очертания фигуры у окна в соседней комнате. Стоя на тротуаре, я не могла видеть, что здесь есть занавески, но изнутри разглядела длинные темные паруса задернутых портьер. Почему-то в этой комнате свет был чуть ярче. Блестящая материя штор, казалось, сопротивлялась темноте, в ее складках можно было прятаться или кого-нибудь спрятать, грязная бахрома лежала на полу.

Она стояла ко мне спиной.

В ее волосах уже не было листьев и веточек. По крайней мере, я их не видела. Ее наполовину скрывали портьеры, и потому я не могла сказать наверняка. Казалось, я ее знаю, непонятно почему.

Я попыталась пробраться к ней сквозь дым, потому что у меня были вопросы. Вопросы вроде: что это за место и что горит? Действительно ли она Эбби Синклер с объявления? Я ее вижу, и это значит — что она мертва или, напротив, еще жива? Найду ли я ее?