Роджер Хоббс - Призрак

Я передал ей чашку и сел за письменный стол у окна. Я смотрел, как она помешивает в чашке кофе, заглядывая в нее, словно пытается там что-то прочесть.

– Что тебе известно о Маркусе? – спросила она.

– Работает с размахом. Все уходят от него богатыми.

– А о нем самом ты что-нибудь знаешь?

– Нет, – ответил я. – Не больше, чем о тебе, хотя мы знакомы почти восемь лет. Ты знаешь о нем что-то, что неизвестно мне?

– Я знаю, что он далеко не дурак, – сказала она.

Я кивнул:

– Похоже, он все просчитывает до мелочей. Мне это нравится. Он производит впечатление человека, который знает, что делает.

– Но ведь ты не знаешь наверняка, знает ли он, что делает. – Ты права.

Она поставила свою чашку на стол. Закинула ногу на ногу, поджала губы и как будто о чем-то задумалась. Казалось, она хотела что-то сказать, но не находила слов и вообще сомневалась, стоит ли заводить разговор.

– Это я рассказала ему о тебе, – наконец произнесла она.

Я молчал.

– Он сказал, что нуждается в свежих силах, и я дала ему адрес твоей электронной почты. Не думала, что ты откликнешься. Подозревала, что даже не станешь открывать письмо. Ты ведь ненормальный. Отказываешься от дел, о которых другие могут только мечтать. Вот я и решила, что написать-то он тебе напишет, но ты не ответишь . Сидишь себе, думала я, где-нибудь в Средиземноморье, читаешь книжки или перерисовываешь старинные римские фрески… Пока не подвернется что-нибудь особенно интересное.

– Но я здесь, – сказал я.

– Да, ты здесь. И я не понимаю, радоваться мне этому или огорчаться.

Я уставился в свою чашку. Анджела уперлась каблуком в ковер. Я ждал, что она продолжит свою речь, но она молчала, словно заблудилась в собственных мыслях.

– Я хочу, чтобы ты нарисовал мне долларовую банкноту, – будто очнувшись, произнесла она.

– Что?

– Прямо сейчас. Нарисуй мне купюру достоинством в один американский доллар.

– Виртуально? Или на самом деле?

– На самом деле. Ты каждый день видишь эти бумажки. Держишь их в руках. Я не требую идеального сходства с оригиналом. Нарисуй, как сумеешь.

– Но зачем?

– Считай это частью обучения.

– Я не силен в подделках.

– Я не прошу тебя подделывать долларовую банкноту. Я прошу ее нарисовать.

– А в чем разница?

– Меня интересует твое представление о купюре в один доллар. Считай это упражнением на тренировку памяти. Вот мне, например, достаточно одним глазом взглянуть на карту, и я ее мгновенно запоминаю. Но это не врожденный дар. Я этому научилась. Рассматривала сложные схемы и по памяти копировала их. Кстати, это совсем не так легко. Но тебе следует этому научиться. Начни с долларовой банкноты. Вот, у меня даже ручка есть подходящего цвета.

Она открыла сумочку, достала зеленый фломастер и положила его на стол рядом со стопкой почтовой бумаги. Я уставился на нее. Она уставилась на меня.

– Хорошо, – сказал я.

Я взял фломастер и нарисовал прямоугольник. Задача показалась мне пустяковой. Кто не знает, как выглядит долларовая купюра? Но, едва я попытался мысленно соединить все детали, картинка начала рассыпаться. Слишком много подробностей стерлись из памяти. Я помнил только общий вид банкноты. Поэтому поставил единицу во все четыре угла. Вспомнил, что цифра в левом верхнем углу окружена цветочным орнаментом, и обвел ее. Вокруг цифры в правом верхнем углу, кажется, было что-то вроде щита, я добавил и эту деталь. В центре нарисовал овал и схематично изобразил портрет Вашингтона, а сверху написал: «Соединенные Штаты Америки» . Под портретом вывел: «Один доллар» . Затем перевернул листок и предъявил Анджеле результат своих трудов.

– Не годится, – сказала она. – Попробуй еще раз.

Я посмотрел на свой рисунок, пытаясь понять, где ошибся, после чего взял новый листок.

Я начал с того же прямоугольника, зная, что с ним уж точно не будет проблем. Расставив по углам цифры, нарисовал цветочный орнамент слева и щит справа. Овал с портретом занял свое место, как и надписи «Соединенные Штаты Америки» и «Один доллар» . На этот раз я вспомнил, что вверху должны быть слова «Федеральная резервная банкнота» , а по обеим сторонам портрета – официальные печати, так что я нарисовал два круга. Под словом «Америки» я поставил ряд случайных чисел, а под словом «Соединенные» написал: «Является законным платежным средством по всем долговым обязательствам, публичным и частным» . Извилистыми линиями изобразил условные подписи под каждой печатью. Анджела остановила меня, прежде чем я закончил:

– Никуда не годится.

Я скомкал листок и взял третий.

Нарисовал прямоугольник. Расставил по углам цифры.

– Уже не так, – сказала она.

Я отшвырнул листок.

– Чего ты от меня хочешь? – спросил я.

– Хочу тебя кое-чему научить.

– Чему, например?

– Критическому взгляду на вещи, которые ты считаешь очевидными.

Я сердито закусил губу.

Анджела достала из сумочки долларовую купюру и положила передо мной лицевой стороной вверх. Купюра была новенькая. Гладкая и хрустящая, будто только что отпечатанная.

Я пригляделся.

Банкнота была черно-белая, если не считать зеленых серийных номеров и печати казначейства. Я с изумлением изучал черно-белую графику.

– Память – забавная штука, – сказала она. – Мы убеждены, что американские деньги – зеленые, хотя лицевая сторона банкнот черно-белая. Но урок не в этом.

Я не мог оторвать глаз от злосчастной купюры.

Она продолжила:

– Урок в том, чему верить, а чему нет.

Взяла со стола фломастер, встала и ушла. Ее кофе остывал в чашке на столе до самого утра, пока я его не вылил. Долларовая бумажка продержалась дольше. Она до сих пор где-то у меня валяется. Я храню ее как напоминание. Только вот не знаю о чем.

На следующий день мы приступили к работе.

Я следовал коротким извилистым маршрутом через центр города, мысленно реконструируя отходной путь Риббонса. Я представил себе, как он мчится, выжимая из машины максимум, пока не треснет шасси и из-под капота не повалит дым. В руль он вцепился мертвой хваткой. Из-под колес летели искры. Охлаждающая жидкость и масло текли ручьями. Но Риббонс гнал вперед. Он не мог иначе. Или бешеная гонка – или тюрьма.

Покидая район казино, ты попадаешь в другой мир. Там, на променаде, бурлит жизнь, процветает торговля. А здесь, в пяти кварталах от набережной, начинается страна третьего мира. Всего за три минуты я перенесся из рая для миллионеров в настоящие трущобы. Окружающий пейзаж наводил на мысли о щербатом рте наркомана с редкими пеньками полусгнивших домов.

Я ехал мимо сломанного забора, которым когда-то огородили заброшенный аэродром, чтобы отпугнуть незваных гостей. Хотя нормальный человек вряд ли стал бы сюда стремиться. Если бы не необходимость, я не то что не притормозил бы здесь, а, наоборот, прибавил бы газу. Только шум мотора «си-вика» нарушал тишину этого мрачного места. Справа от меня располагался бейсбольный стадион с заколоченными фанерой окнами и дверями. За ним тянулся еще один ржавый забор, разделявший взлетно-посадочные полосы и то, что когда-то было парковкой. Куда подевались кордоны безопасности, свет прожекторов, камеры видеонаблюдения по периметру? В самом конце взлетной полосы голубела узкая полоска залива. Наверное, по ночам, когда в воде отражаются огни казино, только она и служит источником скудного освещения заброшенного аэродрома. Сейчас башни казино отбрасывали на развалины диспетчерской вышки длинные тени. Сквозь трещины в бетоне проросла бурая трава.