Влада Юрьева - Сладкий, пряный, огнестрельный

В следующую секунду Саша отбросила бутылку, но было поздно. Тело Анастасии изогнулось дугой, как в судороге, и буквально сбросило с себя противницу. Теперь у риелтора был шанс подняться, однако она уже не могла. Вместо этого она каталась по полу, словно стараясь потушить охвативший ее огонь, и кричала так жутко, что Саша не сомневалась: она в жизни этого не забудет.

Анастасия закрыла лицо руками, и пока не ясно было, насколько сильно она пострадала, однако на бетонном полу Саша уже видела кровь. Не помня себя от ужаса, она все-таки подхватила сумку и бросилась прочь из зала.

Она уже не таилась, не думала даже об осторожности. У нее в ушах завис этот жуткий крик. Она пока не знала, как принять то, что сделала. А если Анастасия все-таки непричастна к этим преступлениям? Получается, она невиновного человека покалечила?! С этим вообще жить нельзя! Даже если Анастасия виновна. Саша не считала, что она вправе выбирать преступнице наказание.

Но обратного пути уже не было.

Возле химчистки стояла машина, однако там никого не было. Саша миновала автомобиль и бросилась прочь по ночным улицам. Она не помнила толком, где они договорились встретиться, просто бежала.

Витольд сам нашел ее. Видно, заметил, куда она двинулась, и направился на перехват. Он поймал Сашу — в самом прямом смысле слова. Его появление было своевременным, потому что она уже начала задыхаться от бега и понятия не имела, куда направиться.

— Тихо, тихо, все хорошо уже. — Витольд забрал у нее сумку, обнял Сашу за плечи и повел к машине. — Все закончилось.

— Там. такое. я. Мамочки!

— Информативно, конечно, но давай ты сначала успокоишься, а потом расскажешь мне, что там произошло.

Саша коротко кивнула. Он, как всегда, был прав.

Дамир понимал, что приходить сюда было опасно — но только в определенной степени. В принципе Семен Гарбушев все равно узнал бы, кто стоит за этим — всех поименно. Так что, заявляясь в его дом лично, Дамир не сильно влиял на свою судьбу. К тому же Тронов тоже пришел, и это давало определенную уверенность.

Вероника рассказывала ему, как выглядел дом во время ее визита, и по ее голосу можно было понять — она действительно впечатлена. Да и теперь в окружении чувствовался тот тонкий вкус, о котором она говорила.

Но рейд не прошел даром ни для дома, ни для окружавшей его территории. Охранники покорно лежали на земле лицом вниз, автоматы у них забрали. Камеры все еще работали, однако никто за ними не наблюдал; в будущем их записи наверняка используют как улику.

В доме было грязно — как, наверное, не бывало со времен строительства. Полы из дорогих пород дерева оказались затоптаны десятками ног, о коврах тоже никто особо не беспокоился. А вот о произведениях искусства полицейские позаботились: тут ничего не упало и вроде как не пропало.

Жене Гарбушева и его детям позволили уйти в полицейский автобус, отпускать их пока не решались. Она, конечно, выглядела безмозглой содержанкой, но кто ее знает, кому она позвонить может. Женщин-служанок собрали в одной комнате для допроса.

Сам Гарбушев расхаживал в наручниках, в сопровождении двух полицейских. Издалека он казался совершенно спокойным, надменным даже, однако стоило подойти к нему поближе, как становилась очевидной ярость, плескавшаяся в его глазах.

— Это просто прекрасно, — заявил он. — Не то чтобы я нуждался в деньгах, но не откажу себе в удовольствии подать на вас в суд, когда все закончится.

— Есть ордер на обыск, — спокойно пояснил полицейский, руководивший операцией. Его лицо было предусмотрительно закрыто.

— И что? Показали бы вы ваш ордер — я бы дал порыться в моем доме, раз суду так угодно, а потом влепил бы вам счет за услуги уборщиц. А теперь без иска не обойдется.

— Как вам будет угодно.

— А это еще кто? — Гарбушев кивнул на Дамира и Тронова. — Почему при этом цирке присутствуют посторонние?

— Это не посторонние, это понятые.

— Чего вы надеетесь этим добиться? Кроме проблем, разумеется. А впрочем, неважно. Ищите уже то, за чем пришли. Вы доставили беспокойство моим людям, а моих детей и вовсе запугали. Чем быстрее это закончился, тем лучше.

Его уверенность можно было понять. Он, много лет занимавшийся логистикой контрабанды, был слишком умен, чтобы хранить в своем доме что-либо запрещенное. Гарбушев уже заявил, что на каждый предмет искусства у него есть соответствующие документы. Полицию это не интересовало.

Как и следовало ожидать, портрета Леонида Марканова в гостиной больше не было. Вероника все правильно поняла: она спугнула его, показала, сколько ей известно. Однако это никого не смутило. Картина должна была находиться здесь, за такой короткий срок Гарбушев не нашел бы ей новое хранилище, а избавиться от своего сокровища не решился бы!

И все же обыск дома ничего не давал. Полицейские осматривали комнаты часами, подходили к каждому изображению, но все напрасно. Прибыл адвокат Гарбушева, и с того сняли наручники, но не отпустили.

Многие сейчас волновались. Дамир — нет. Он чувствовал, что картина где-то близко.

— Довольны собой? — поинтересовался Гарбушев, подходя к ним. — Я ведь знаю вас. странно, что вы рискнули прийти сюда лично!

— Многие в наше время рискуют, — рассудил Тронов. — Кто-то приходит в опасное место, кто-то похищает опасные вещи. У всех свои безумства.

— Чем же могут быть опасны вещи?

— Всякое бывает. Давайте поговорим на отвлеченную тему, зачем нагнетать обстановку? Вот вы, например, слышали о том, что золото Нового Света часто бывало проклято?

— К чему это вообще? — поджал губы Семен.

— Ни к чему, просто легенда. Во времена конкистадоров в проклятия очень верили. Считалось, что на тех, кто привозил в Европу золото индейцев, опускалось проклятие, уничтожавшее их. Кто-то сгнивал от болезни, на кого-то нападали, но все в итоге лишались жизни.

— Вы что, угрожаете моему клиенту?! — взвился адвокат.

— Боже упаси. Всего лишь делюсь народными сказаниями. Мне казалось, ваш клиент любит искусство в любой форме.

В доме картины не было. Оставались гостевой домик, беседка, баня. Но судя по тому, как уверенно Гарбушев смотрел на направлявшихся туда полицейских, их там ничего хорошего не ожидало.

Казалось, что он перестраховался идеально. А потом Дамир заметил то, что они упустили.

Они как раз покинули дом, чтобы проследить за оставшейся частью обыска, когда он указал на дальнюю часть участка, туда, где росли старые деревья.

— А это что?

— Лес, — с демонстративной вежливостью пояснил Гарбушев.

И все же мелькнуло в его взгляде что-то, что лишь разожгло подозрения Дамира.

— Он ведь на вашем участке, не так ли?

— Да, формально он принадлежит мне. А что, то, ради чего вы разгромили мой дом, может храниться под деревом?