Николас Фрилинг - Вальпараисо

РОМАН

VALPARAISO

— Капитан!

Лучшего слова, чтобы голос разнесся над водой, и не подобрать. Три коротких слога, подобно выстрелам, преследуемым собственным эхом, вспороли недвижный воздух над поркерольской гаванью.

С пристани, где стоял Кристоф, в мешковатом синем джемпере, брезентовых штанах и войлочных домашних туфлях, открывался вид точно на запад — на Тулон. Тут всего три километра от громады заросшей соснами скалы, что образует presqu’île [1] Полуостров ( фр. ). — почти остров Жьен, отдаленный спокойными водами Птит-Пасс. Но, затянутый туманом, Жьен отдалился, как бы отступив под защиту крутых склонов Верхнего Тулона, расположенного двадцатью километрами дальше. Все побережье Франции приобрело эфемерный, призрачный вид, и лишь маленькая тихая гавань казалась настоящей.

И все-таки приезжему, что стоит на высоких скалах Жьена, спиной к плоскому узенькому перешейку до Йера, раскинувшийся перед глазами Поркероль видится золотой мечтой и краем надежд. Он выглядит романтически. Пусть это всего-навсего еще одна неправильной формы каменная глыба, утыканная, подобно прочим, сосновыми стволами, но, как-никак, это Золотой остров и самый южный край французской земли, да и название дано не просто так: рыжеватая скала состоит из слюдяного сланца, весьма древнего и отливающего золотом.

Ну а Золотой остров… Коли приезжий читал последнюю книгу Джозефа Конрада «Скиталец» и знает, что тут, на Жьене, часто стоял меткий стрелок Пейроль, прослеживая путь фрегата «Амелия» по Птит-Пасс, — ему, пожалуй, простительно считать Поркероль романтическим местом.

Хотя на самом деле ничего романтического в нем нет.

— Капитан! — снова крикнул Кристоф. Что придавало его голосу легкий иронический оттенок? Ведь даже на маленькой яхте, точнее, переоборудованном рыболовном катере длиной не более одиннадцати метров непременно есть капитан.

Возможно, все дело в игре слов. Владелец «Оливии», как и его судно, родом с севера. Его зовут Капитан, Раймонд Капитан, и обращается ли к нему француз официально — как к шкиперу «Оливии» — или по фамилии, выходит одно и то же.

Гавань, крохотная подковка пару сотен ярдов в поперечнике, со стороны моря защищена каменным молом, а вдоль берега идет бетонный причал. За ним видны крыши поселка, чуть поодаль, на склоне среди сосен, то там, то тут стоят виллы — из числа тех невероятно нелепых, в восточном стиле конструкций, с минаретом. Жизнь гавани сосредоточена на причале и вдоль пристани.

По сути дела, пристань показывает все четко упорядоченное поркерольское бытие. У деревянных причалов — «Ястреб» и «Красный коралл» — эти большие палубные баркасы доставляют грузы и пассажиров из Жьена. Рядом баркасы поменьше — для частного найма. Затем штук двадцать простых и незамысловатых рыболовных катеров длиной семь-восемь метров. На каждом установлен мотор, так что и один человек способен совладать с сетями и управлением. Это не серьезный рыбный промысел — так, чтобы сводить концы с концами.

Они прелестны, эти катерки с высоким наклонным носом, сужающиеся к ахтерштевню, и хорошо приспособлены к шаловливым прибрежным волнам.

Есть тут еще и некое десантное плавучее средство, собственность военно-морского флота — уродливая штуковина вроде прямоугольной железной коробки. И оставлено место для судов-гостей: они швартуются в конце пристани, у маленькой металлической башенки, выкрашенной в красный цвет, где по ночам вспыхивает яркий огонь.

Позднее в это время года — пока был только апрель — всю гавань заполнят поставленные на якорь яхты и даже за ее пределами, в проливе, столпятся суда покрупнее. Дорогие яхты, с кристкрафтовскими тендерами, сияющие медью на солнце. Сейчас на всю гавань была одна «Оливия», поставленная на прикол подальше от входа, в сотне ярдов от пристани, и выглядела она, как водится у северян, весьма чопорно.

Не то чтобы «Оливия» казалась тут неуместной — она чувствовала бы себя как дома везде, где только есть морская вода, — но слишком уж не походила на рыболовные катера. Моряк тотчас бы смекнул, что на самом деле ей место у берегов Атлантики, среди длинных колышущихся бурунов и двадцатифутовых приливных волн у мыса Финистерре, а в Средиземном море, где нет приливов и отливов, но плещут короткие изменчивые волны, эта яхта всегда останется чужестранкой. Массивная и приземистая, с идеально прямым носом и широкой, прямоугольной кормой с транцем, «Оливия», в облачении поблекшей черной краски, казалась бабушкой. Правда, побледнее и не такой морщинистой, потолще и менее деятельной, чем провансальские старухи, зато истинным матриархом, непоколебимо твердой и основательной хозяйкой, что пребывает здесь и ежедневно варит суп с незапамятных времен.

Когда Кристоф окликнул капитана во второй раз, тот взбежал на первые две ступеньки трапа и прищурил глаза. Над ютом был прилажен тент из зеленой холстины. Раймонд стоял в тени, но солнце на воде, даже апрельское солнце в восемь часов утра, слепило изрядно. Впрочем, силуэт Кристофа с заломленной на затылок парусиновой панамой распознавался безошибочно.

— Хо!

— Хо!

Оба слегка хлопнули ладонью о ладонь, выполнив ритуал утреннего рукопожатия через воду.

— Какая муха тебя укусила?

— Никакая. Rienco, — прорвалось хохотом неуемное веселье Кристофа. — Просто, если ты хочешь вытащить яхту сегодня утром, я тебе подсоблю.

— Вдвоем мы не управимся. Ты не представляешь, какая она тяжелая.

— Гиппокампо поможет. И Генри тоже.

— Хорошо. Через полчасика? Ты будешь в «Эскале»?

— Pardi [2] Здесь: Еще бы ( фр. ). .

— Понятно.

Раймонд вернулся в рубку и аккуратно обмакнул полотенце в воду. Пресная вода на судне — на вес золота, но капитан терпеть не мог умываться круто просоленной водой Средиземноморья и позволял себе роскошь тратить деньги на нечто более приемлемое. Даже на Поркероле лишь солнце ничего не стоит.

Он обдумывал сложную техническую проблему — как вытащить «Оливию» из воды. Она была обманчивым судном. Оттуда, где Кристоф неторопливо шагал вдоль пристани, останавливаясь поболтать с моряками, яхта казалась совсем небольшой: длина — тридцать три фута, высота борта над водой — три. И никому бы в голову не пришло, что внизу есть еще шесть футов, а потому рослый Раймонд может стоять в каюте выпрямившись. Это редкость для судна таких размеров — «Оливия» была не только хорошим кораблем, но и удобным жилищем. Ее построили для глубоких атлантических вод на переломе веков и сделали все чрезвычайно основательным и прочным. Весила «Оливия» восемь тонн — пойди-ка вытащи такую ручным краном для рыболовных катеров! «Нам придется по стапелю поднимать ее на роульсах», — подумал Раймонд.