Юлия Алейникова - Тайна русского путешественника

Как сам посланник, так и вся его свита, сидевшая в нашей юрте, складывали свои руки впереди груди и самым униженным образом умоляли нас исполнить их просьбу — не ходить далее. О каких-либо угрозах не было и помину; наоборот, через наших переводчиков прибывшие тибетцы предлагали оплатить нам все расходы путешествия, если мы только согласимся повернуть назад. Даже не верилось собственным глазам, чтобы представители могущественного Далай-ламы могли вести себя столь униженно и так испугаться горсти европейцев. Тем не менее это было фактом, и фактом знаменательным для будущих попыток путешественников проникнуть в Тибет.

Хотя мы уже достаточно сроднились с мыслью о возможности возврата, не дойдя до Лхасы, но в окончательную минуту такого решения крайне тяжело мне было сказать последнее слово: оно опять отодвигало заветную цель надолго, быть может, навсегда, и завершало неудачей все удачи нашего путешествия. Но идти наперекор фанатизму целого народа для нас было бесцельно и невозможно — следовало покориться неизбежности.

Оставив в стороне вопрос об уплате издержек как недостойный чести нашей, я объявил тибетскому посланнику, что ввиду всеобщего нежелания тибетцев пустить нас к себе я соглашаюсь возвратиться; только просил, чтобы посланники выдали мне от себя бумагу с объяснением, почему не пустили в столицу Далай-ламы».

— Снимаем бивуак, — с нескрываемой горечью скомандовал Пржевальский. — Знать, не судьба. А ведь всего-то и не дошли что двести пятьдесят верст.

— Не расстраивайтесь, Николай Михайлович, — попытался успокоить командира Роборовский. — Зато сколько материала! Наблюдений, чучел, гербария. Да до нас ни один европеец этим путем еще не ходил!

— Все правильно, Всеволод Михайлович. Все правильно, — похлопав своего молодого спутника по плечу, грустно ответил Пржевальский. — А только все равно обидно, что главной тайны Тибета мы так и не разгадали. Не увидели главного сокровища.

Когда юрта и палатка были разобраны, верблюды навьючены, меленький отряд снялся с места и тронулся в обратный путь. Посланцы Лхасы, любезно пожелавшие им счастливого пути, долго еще смотрели вслед русским, пока те не скрылись за ближайшими горами.

— Николай Михайлович! — Дондок Иринчинов подъехал к Пржевальскому и, глядя куда-то вбок, сообщил, словно о чем-то незначительном: — Мы не одни путешествуем. Вон за той скалой — человек, он явно идет за нами.

— Думаешь, шпион? — хмуро глядя в указанном направлении, спросил Пржевальский. — Не доверяют, китайские хитрецы, решили проверить.

— Да нет, похоже, это лама. Их цвета, — не согласился Дондок. — Прикажете захватить?

— Давай. Чего человеку маяться? Возьмем его с собой. Будет проводником, — решил Пржевальский.

Но лама, кажется, и сам спешил к ним.

Вблизи это оказался маленький сухонький человек преклонных лет, но еще бодрый. С яркими, глубоко посаженными глазами, бритой головой и немного дергаными манерами. Подойдя к отряду, он долго кланялся и улыбался, пока Дондок не слез с коня и не подошел к нему.

— Я пришел к великому русскому путешественнику господину Пржевальскому, — присев прямо на землю, где стоял, сказал лама. — Я хочу говорить с ним.

— Николай Михайлович, он хочет говорить с вами, — перевел Дондок, лама согласно кивнул головой.

— Спроси, кто его послал и зачем, — распорядился Пржевальский, слезая с лошади.

— Говорит, его послал Панчен-лама, это у них вроде как заместитель Далай-ламы, — был ответ.

— И что же хочет от меня Панчен-лама? — тяжело усаживаясь напротив гостя, поинтересовался Пржевальский. — Неужто решили в Лхасу пустить?

Лама, увидев, что Пржевальский устроился и готов его выслушать, заговорил, глядя прямо в глаза своему собеседнику, словно не было с ними переводчика и прочих спутников Пржевальского.

— Далай-лама слишком юн, ему пошел лишь шестой год, и китайский наместник и многие приближенные ламы имеют на него большое влияние. Мы не можем пустить господина Пржевальского в Лхасу, но Панчен-лама много слышал о русском путешественнике. Мы знаем, какая слава идет о нем среди подданных Далай-ламы. Паломники из Монголии приносили в Лхасу вести, которые дошли и до монастыря Ташилунпо, где обитает Панчен-лама.

Пржевальский склонил голову в вежливом поклоне.

— И мы решили оказать честь и доверие господину Пржевальскому, проводив его в место гораздо более святое и недосягаемое для непосвященных, нежели Лхаса. Там были немногие из живущих в этом мире. Это тайное место. Святая страна, куда мечтает попасть всякий из смертных.

— Чем я заслужил такую честь? — Николай Михайлович пристально всматривался в худенького монаха в бедном, выцветшем на солнце красном одеянии.

Лама задумался на несколько минут, глядя на Пржевальского светлым безмятежным взглядом.

— У нас есть пророчество, — наконец молвил он. — Что освобождение буддистского мира от злого владычества иноземцев придет с Севера. Большая часть наших подданных сейчас находится под английским игом. Они угнетены, обобраны, несчастны. По одному из хранящихся в нашем монастыре пророчеств, освобождение придет в Тибет с Севера, из Красной Северной Шамбалы. Этому пророчеству много лет, оно было дано еще до того, как первый английский корабль пристал к Индийскому берегу.

Слушая это, Пржевальский немедля вспомнил Москву, Кремль, Красную площадь. Откуда в этом глухом уголке мира, среди людей, ведущих столь замкнутый образ жизни, могли возникнуть такие странные предания? Как они проникли на эту немыслимую высоту, пробились сквозь непроходимые горы, снега и пустыни? Это одно из многочисленных чудес, о которых рассказывали Пржевальскому монгольские паломники?

Николай Михайлович не был суеверен, легковерен и склонен к мистицизму. Он был ученым, практиком, исследователем, военным, но сказанное ламой действительно удивило его.

— Передай от меня благодарность Панчен-ламе за столь щедрый подарок, — проговорил он. — Мы готовы немедленно выступить в путь.

— Нет. В Шамбалу отправимся только мы вдвоем. Ваши спутники останутся здесь, — спокойно, но очень твердо заявил лама.

— Не соглашайтесь, Николай Михайлович! — поспешил отговорить Пржевальского Дондок Иринчинов. — Это может быть засада. Скажите им, что мы пойдем все вместе или не пойдем вообще.

— Успокойся, Дондок. Думаю, что лама никуда нас всех не поведет. И потом, не похожи посланники Далай-ламы на коварных убийц. Все, чего они хотели, это выдворить нас восвояси. Мы ушли. Думаю, опасаться мне нечего. А вот сходить посмотреть это запретное место ужасно любопытно. Возможно, это что-то вроде монастыря для очень святых лам, и, возможно, там хранятся какие-нибудь старинные книги, карты, — мечтательно проговорил Пржевальский. — Да и путь туда сам по себе будет интересен. Спроси, как далеко нам идти.