Марина Серова - Преступление начинается с вешалки

Хотя при таком варианте развития событий информация, предназначенная для Оли, станет известна еще нескольким лицам, но возможно, что это даже и к лучшему. Несмотря на то, что очень многое указывало на нее, где-то в глубине моей детективной души все-таки оставались сомнения. И кто знает, может быть, так старательно пытаясь заманить в свои сети Олю, я обнаружу, что за ботинками пришла, например, Наталья?

Но сделав такое предположение, я снова почувствовала дурноту. Все-таки подозревать тех, с кем ежедневно общаешься, работаешь вместе, пусть и недолго, — отвратительно.

Однако дело нужно было доводить до конца, и я твердо решила для осуществления намеченных планов использовать первый же подходящий обеденный перерыв.

Между тем близился день премьеры. «Лебеди» были совсем готовы, принц щеголял в новых костюмах, и всем работникам театра, от директора до вахтера Петровича, раздали программки с автографами режиссера и художника-постановщика. Поговаривали даже, что на премьеру приедет местное телевидение.

Как человек, непосредственно участвовавший в постановке, я тоже пришла на премьеру, благо спектакль был детский, а следовательно, давался днем. Как раз в мое рабочее время.

Телевидение действительно приехало, но лучше бы оно не приезжало, поскольку, установив свои камеры перед входом в зрительный зал и желая, по всей видимости, заснять огромную толпу, валящую на спектакль, телевизионщики достигли прямо противоположного эффекта, и перед входом, где стояла камера, моментально не осталось ни одной живой души.

Напрасно худенькая девушка с микрофоном кидалась из стороны в сторону, пытаясь отловить кого-нибудь из предполагаемых зрителей и взять интервью. Еще издалека завидев камеру и опасливо на нее косясь, зрители дружно разворачивались и начинали искать другие способы проникновения в зрительный зал.

Но, как ни странно, именно телевидение своим появлением помогло мне раскрыть это дело.

Воспользовавшись, вслед за пугливыми зрителями, одним из второстепенных входов, я тоже очутилась в зрительном зале и обнаружила, что камеры установлены и там. По всей видимости, телевизионщики собирались снимать спектакль или как минимум его часть.

Устроившись на одном из приставных стульев, которые по случаю премьеры были добавлены к каждому ряду, я наблюдала за происходящим.

Это была первая, и кто знает, возможно, единственная в моей жизни театральная премьера, к которой я имела столь непосредственное отношение, поэтому, сидя на приставном стуле, я испытывала чувства, ранее мне не знакомые.

«Как-то примут зрители? — волновалась я. — Понравится ли им?»

И хотя я не была режиссером этого спектакля, но волнение художника, впервые выносящего на суд толпы свое творение, вдруг стало мне близким и понятным.

Одна из камер находилась прямо напротив сцены, и с ней возился какой-то человек, очевидно, пытаясь установить ее в наиболее выгодную позицию. Манипулируя проводами, стойками, штативами и прочими непонятными железками, он сдвинул с места небольшую лестницу, ведущую из зрительного зала на сцену.

Таких лестниц было две, они располагались напротив проходов между зрительными рядами, и мне было известно, что одну из них, как раз ту, рядом с которой орудовал человек с камерой, Валеев использовал по ходу спектакля. В одной из сцен Чурсинова, игравшая злую фею, поднималась на сцену из зрительного зала, а не выходила, как обычно, из-за кулис, и поднималась как раз по этой лестнице.

Лестницы фиксировались болтами, и в обязанность монтировщиков входило проверять перед каждым спектаклем, насколько надежно они закреплены. Но в этот раз, похоже, никто не обратил внимания на то, что человек с камерой, нарушив положение лестницы, просто прислонил ее к сцене, не позаботившись о более надежном креплении.

Разумеется, когда действие спектакля дошло до эпизода, где Чурсинова выходит из зрительного зала, лестница поехала вниз, лишь только та успела подняться на вторую ступеньку. К счастью, сцена была невысокая, и ступенек на лестнице было всего четыре, поэтому, хотя и с некоторыми усилиями, но моя любимая актриса оказалась-таки на сцене и спектакль продолжился.

Но телевизионщиков, к которым я и раньше не испытывала особо нежных чувств, я с того времени невзлюбила еще пуще.

В целом, если не считать эпизод с лестницей, спектакль прошел хорошо. Зритель нашу постановку принял, а когда раздались финальные аплодисменты и актеры стали выходить на поклоны, я вообще чуть было не прослезилась.

Но счастье всегда быстротечно, поклоны закончились, аплодисменты отзвучали, занавес закрылся, и жизнь снова потекла по-будничному.

— …А Чурсинова-то чуть шею себе не сломала, — довольно явственно произнесли в толпе, которая двигалась по длинному коридору и состояла в основном из тех, кто работал в цехах. Теперь, посмотрев премьеру, работники возвращались на свои рабочие места.

— Да-а, будут теперь разборки, — ответил кто-то.

Реплики раздавались за моей спиной, и по голосам я не смогла определить, кто говорит, но услышанные замечания навели меня на размышления.

В самом деле эти монтировщики… до чего же все-таки они безалаберные! Думают, что если они здесь просто подрабатывают, так и можно относиться абы как. А между тем актриса действительно чуть не полетела с этой лестницы, и причем моя любимая актриса. Вот так вот спровадят в травматологию весь актерский состав, кто тогда играть будет?

И тут в моей голове возникли некие невнятные аналогии «Травматология… повышенный травматизм… монтировщики… чуть не полетела… с лестницы не полетела… из люка полетела… безалаберные монтировщики и повышенный травматизм…»

Монтировщики — самый активный контингент, так, кажется, говорила Наталья. У Алены есть ухажер из монтировщиков и… и у Ольги. Вот это номер! А уж не Гена ли это?

Эта догадка настолько меня поразила, что я даже остановилась, разумеется, сразу же ощутив со всех сторон толчки и тычки продолжавших двигаться людей. Эти тычки довольно быстро вывели меня из состояния ступора, и я продолжила свой путь, лихорадочно обдумывая, мог ли смазать Оксанины подошвы монтировщик Гена.

Гена ухаживал за Олей, следовательно, во всем ей сочувствовал. А значит, узнав о возводимом на нее обвинении в краже, он не мог оставаться к этому равнодушным. С другой стороны, по характеру Гена вовсе не лидер, и ему проще навредить исподтишка, чем открыто выступить с претензиями.

Что ж, с этой стороны все более-менее складывается. Отомстить за любимую — чем не мотив?

Теперь посмотрим, что же имел Гена в плане возможностей. Сцена прощания, запечатленная моей камерой, позволяет сделать предположение, что Гена имел достаточно свободный доступ в декораторский цех, причем в такое время, когда там никого не было. Никого, кроме Оли. Но ведь совсем необязательно, что, пригласив Гену в гости, Оля неотлучно находилась при нем в качестве охранника. Она могла выйти куда-нибудь… по делам. Да, шутки шутками, а возможность у Гены тоже была. Возможность испачкать ботинки и возможность…