Олег Лукошин - Бандитские повести [СИ]

Ты всё предала, мразь! Всё, что можно и нельзя. Ладно квартира, ладно деньги, есть кое-что превыше них. Ты забыла, курва, да? Ты всё забыла? Ты забыла это или осознанно убила в себе воспоминания и мысли? Если это так, то тебе воистину нет прощения.

Сдерживаться не было сил. Нащупал перо, обхватил рукоятку, приготовился.

Привстал.

— Колотун какой, — переминаюсь с ноги на ногу.

А голос дрожит, предательский голос так и норовит выдать состояние и намерения. Он понял?

Шаг, другой. Сидит, невнимательный взгляд, полуприкрытые веки. Всё нормально, всё нормально.

— Выгляну наружу, — бормочу. — Посмотрю, что там.

Ещё два шага. Ну ещё пару, и-и-и…

Когда понял, что можно, что удобно, что пройдёт, тело сработало само. Помутнение вязкой дымкой опустилось на мгновение, заволокло взор, а когда рассеялось, дело было сделано.

Нож вошёл по рукоятку и торчал из шеи. Перекошенный Анвар тянул к нему руки, но почему-то не мог дотянуться. Блин, прямо как тогда! Прямо как с Борькой. Тогда я всаживал в него раз за разом, а он к каждому удару тянул руки и к каждому опаздывал. И не дотягивался. Будто что-то мешало ему. Тогда я с головы до ног покрылся кровью, я дышал её, я глотал её, она обняла меня всего. Все десять долбанных лет меня перекашивало от ощущения, что эта густая горячая кровь всё ещё на мне. Я просыпался во сне и принимался растирать руки, ноги и грудь, лишь бы содрать с себя последние капли крови. Мне больше не хотелось купаться в ней.

Пику я не вытаскивал. Врезал азеру ногой в лицо, тот повалился спиной на землю. Разбитые очки юркнули в сено.

Не слышно ни звука. Он молчит или мне заложило уши?

Анвар дёргался, пытался перекатиться на бок, но, упираясь рукояткой ножа в землю, перекашивался от боли. До пики так и не дотягивался. По ней струилась кровь. Какое-то время я наблюдал за ним. На меня азер не смотрел. Я был зол на него за это — мне хотелось одарить его настоящим прощальным взглядом.

Когда он стал затихать, я прошёлся по карманам его пальто. Ствол оказался при нём, никуда он его не выбрасывал. Вытащил магазин, пересчитал патроны. Три штуки. Одним, для быстрейшего завершения, можно пожертвовать.

Прислонил дуло ко лбу, нажал на спуск. Выстрел услышал, а вот последний выдох Анвара нет. Неужели он не издал ни звука?

Аккуратно вытащил пику. Вышел наружу, почистил её, а заодно и руки, снегом. Вернулся. Вот так, тварь ублюдочная! Это лучшее, что ты заслуживал.

На земле валялся чемоданчик с деньгами. Я был уже и не рад им. Оставлять, разумеется, не собирался, но переполняющего душу восторга от их приобретения в себе не обнаруживал. Ладно, позже восторг придёт.

Сам чемодан забирать нельзя. Сколько там денег? Тысяч восемьсот? Нормально, хороший улов. Отосплюсь, отъемся, а там, может, и порадуюсь.

Деньги затолкал в пакет. Его за пояс. Прямо как беременный. Ну да ладно, куртка скрывает.

Ночь, поле, ветер. В лицо били мелкие крохотные снежинки, ноги то и дело проваливались в наст. Шёл медленно. Без малейшего представления о направлении. Вглядывался в горизонт в надежде увидеть хоть один огонёк человеческого жилища — чтобы определить, куда двигаться — но огни не возникали. Брёл наугад.

Желудок урчал и бесновался. Я неосмотрительно закинул в рот несколько горстей снега, пытаясь заглушить им голод, но эффект получился обратный. Желудок, вроде бы присохший к позвоночнику и почти переставший подавать признаки жизни, забурлил яростно и зло. Сильно забурлил, гадёныш. Я злился на себя, потому что всегда был предусмотрительным человеком и корку хлеба на чёрный день запасал. А тут вдруг лоханулся, понадеялся на каких-то долбоёбов и в итоге завывал от голодухи.

Неприятно было ещё и то, что на сердце опустилась жалость. Жалость к сестре. Она ведь тоже хлебнула горя, гнусавил где-то в глубине какой-то маленький мерзкий уродец-человеколюб. Вон чего ей пережить пришлось — мотается по городам и деревням, ребёнка за собой таскает. Охотятся за ней всякие пидары, разве легко это?

Но другое, сильное и злое существо, которое и было мной настоящим, мной беспощадным, мной реальным всё же пробивалось сквозь пелену гадливой жалости. Нет, сжимались зубы, нет и ещё раз нет! Проблемы она создала себе сама. Вот только решать их принялась за мой счёт. За весь срок отсидки она не прислала мне ни одного письма, не говоря уже о том, чтобы приехать. Я понимаю, что были определённые обстоятельства, которые мешали ей в этом, но не все же десять лет? Она всё равно сдохнет. Даже если я вдруг остановлюсь, найдётся другой Анвар, с которым она снова спутается, но обмануть которого уже не получится. И размозжит он, в конце концов, её тупую черепушку. Для всех будет лучше, если башку ей вскрою я.

Вот только где её искать?

— Эй, мужик! — услышал я вдруг из темноты голос.

Я не очковый, испугать меня не просто, но здесь от неожиданности очко сыграло на минус. Ни одну живую душу встретить я не планировал.

— Ты местный? — вопрошал голос.

Разглядел тачку. Она стояла в поле с потушенными фарами. Рядом топтался человек. Сколько сидело внутри, не разглядеть. Я потянулся к стволу.

— Местный, — отозвался. — Что хотел?

— Чего ночью гуляешь? — продолжал задавать вопросы голос. Какой-то слишком спокойный, слишком заторможенный — слыша его, я понимал, что стрелять видимо придётся.

Ссукабля, идиот, зачем на азера пулю потратил?! Он бы и так сдох.

— По делам, — пробубнил в ответ. — Работа время не выбирает.

Голос немного помолчал.

— Где тут заброшенная ферма? — задал новый вопрос. — Где-то неподалёку должна быть.

— Ферма? — переспросил я машинально.

Блядский рот, что делать? Шмалять? Два патрона всего, ими и в этого не попадёшь, темно. Вдруг внутри ещё трое-четверо? Да с «калашами»?

— Есть ферма, — ответил, — километрах в пяти.

— В пяти? — с неудовольствием выдохнул человек.

— Да. Примерно в той стороне, — махнул рукой.

Вдруг, на сарай и показываю? Сам заплутал, откуда знаю, в каком она направлении?

— Слушай-ка, — говорил голос, — садись в машину. Дорогу покажешь.

Вот и всё… Ну, Киря, шмаляй!

— В темноте бестолку ехать, — ответил. — Я и сам не совсем представляю где она. Давно там не был. Да на машине вы по полю и не доедете. Рассвет дождитесь.

Сказал и жду. Уже рукоятку ствола обнимаю, уже вскинуть готов. Ну, ухари, понеслась душа в рай?

— Ладно, — отозвался вдруг миролюбиво голос. — Где говоришь она?

— Примерно вон там, — показал. — Точнее сказать не могу, не видно ничего.

— Ну спасибо, — буркнул человек, открыл дверцу машины и залез внутрь.

Я потопал. Топал, топал, топал, потом пробежался немного. А может и много. Очкун, ругал себя, ссыкло. Бежишь от какой-то шушеры как шестак последний. Ссукабля, докатился.