Нина Дитинич - Особняк самоубийц

— Ну что, видела? — спросила Наденька.

Сима нахмурилась.

— Ничего я не видела. Да и ты не видела. Ты все придумала!

— Не веришь? — обиделась Надя. — А я правда видела! У тебя просто чувства не такие тонкие, как у меня.

Сима обиженно надулась.

— Мои-то чувства как раз нормальные, а ты — истеричка. Мама говорит, у тебя руки потеют, потому что ты нервная. Вот тебе и мерещится всякая чушь. Тоже мне, жених ей привиделся! Психическая! — крикнула Сима и побежала в прихожую. Сорвав с вешалки старое пальтецо, она натянула валенки и вышла в метель.

1980-е, Москва

Несмотря на метель, самолет из Италии благополучно приземлился в Шереметьево. Натянув капюшон куртки на голову, Альберт Барятьев спускался по трапу. Он только что вернулся из заграничных гастролей.

Мать жила отдельно от сына, Белла Леонидовна не любила родовой особняк, и сколько Альберт ни уговаривал родительницу переехать к нему, она не соглашалась.

— Зря ты туда, сынок, перебрался, — с затаенным страхом крестилась она. — Нехорошая аура у дома, смертью от него несет.

Альберт снисходительно посмеивался, а в глубине души даже радовался, что мать так суеверна, все-таки жить без нее было вольготнее.

— Не верю я в эти сказки. К тому же священник все уголки и закутки дома освятил, святой водой окропил и с ладаном прошелся везде.

Белла Леонидовна печально вздыхала и качала головой.

— Все равно ты меня не убедишь. Слишком много нехорошего связано с этим домом. Нельзя в нем жить, тем более тебе его под музей дали. Вот и устрой в особняке музей, а живи здесь.

Новый муж матери, Казимир Иванович Загоруйко, моложавый мужчина с военной выправкой, подхватывал:

— Да-да, такое здание больше подходит под музей или театр. Но как там можно жить?

— Прекрасный дом, — упорствовал Альберт. — Мне там вполне уютно. Отдельное жилье в центре столицы — это фантастика! У меня даже свой небольшой дворик есть. Что хорошего в многоэтажке? Форменный улей.

Большая квартира с высоченными потолками на Пречистенке досталась Белле Леонидовне от предыдущего мужа, профессора Белоусова. После его смерти она недолго оставалась вдовой, вскоре встретила Казимира Ивановича, и они поженились. Военный врач в отставке во всем подчинялся красивой, властной супруге, обожал ее и жил по установленным ею правилам.

В ожидании Альберта Белла Леонидовна приготовила праздничный ужин. Казимир Иванович тоже толкался на кухне, колдуя над фруктовым салатом с грецкими орехами.

Мать расцеловала румяного с мороза Альберта, едва он вошел.

Альберт не менее тепло приветствовал родительницу, немедленно вручив ей заграничные подарки.

Счастливая Белла Леонидовна вертелась перед зеркалом, примеряя новые наряды. Казимир Иванович с удовлетворением разглядывал привезенные пасынком часы.

Надевая модные серьги, мать вдруг ревниво протянула:

— Кстати, как твоя Юлия? Надеюсь, вы с ней не в одном номере жили?

Помрачнев, Альберт недовольно буркнул:

— Я, между прочим, давно не мальчик.

— Ладно, ладно, это я так, — заюлила Белла Леонидовна. — Если хочешь, пригласи ее к нам на ужин в субботу.

— Ты это серьезно? — не поверил Альберт.

— Вполне. Да, Казимирчик? — обернулась она к мужу за поддержкой.

С сожалением оторвавшись от часов, Казимир Иванович с готовностью закивал:

— Конечно, Белочка.

— Ловлю на слове, — усмехнулся Альберт. — В субботу ждите нас с Юлей на ужин.

Засидевшись за разговорами до полуночи, Альберт остался ночевать у матери.

Но ранним утром вызвал такси и уехал домой.

Было около семи часов утра. На улицах тускло горели фонари, шел пушистый, густой снег. Было так красиво, что у Альберта зашлось сердце. «Что может быть прекраснее Москвы и России?!» — восхищенно умилился он. Затем открыл калитку и вошел во двор.

В окнах особняка было темно. Прислуга — две молодые женщины — еще спала.

Поднявшись по заснеженным ступенькам, Альберт попытался открыть дверь. Но замок не поддавался. Он подергал медное большое кольцо — никакого результата. Альберт разозлился: дверь закрыли изнутри на засов, хотя знали, что хозяин должен приехать.

Он раздраженно нажал на кнопку звонка. Минут через десять в окнах зажегся свет, и дверь распахнулась.

Заспанная домработница сконфуженно заулыбалась.

— А мы думали, что вы завтра приедете.

В полдень Альберт позвонил Юле и передал приглашение матери.

К его изумлению, возлюбленная восприняла это известие без энтузиазма и, сославшись на сильную занятость, отказалась от визита.

Альберт разозлился и устроил Юле скандал с дознанием. Но Юля бросила трубку.

Беспощадная ревность обожгла артиста, казалось, страсть к Юле вспыхнула с новой силой, а девушка не брала трубку. Альберт впал в отчаяние, он позвонил матери и поделился с ней своим горем.

Белла Леонидовна мгновенно просекла ситуацию и стала действовать хитростью. Она сочувственно проворковала:

— Раз Юлия не может, давай перенесем встречу, придем сами к ней на спектакль. Сделаем сюрприз. Я куплю для нее дивные розы.

— А это идея! — оживился Альберт. — Купим розы и приедем без предупреждения.

Внутренним взором он видел Юлю в объятиях коварного соперника и хотел уличить ее в неверности.

— Конечно, сынок, все сделаем, как скажешь.

Ненависть к пассии сына кипела в душе Беллы Леонидовны.

«А вот пусть выкусит! — скрежетала зубами она от бессильной злобы. — Костьми лягу, а не станет она женой моему мальчику».

Наденька выросла в семье провинциальных врачей. Сейчас семья была самая простая, но в начале двадцатого века прадед по линии отца занимал высокую должность в правительстве.

Ребенком Надя подолгу рассматривала в бархатном альбоме старинные фотографии. Прадедушка с бородкой и усами и прабабушка в длинном нарядном платье, с уложенной вокруг головы косой пшеничных волос оживали, и девочка шепотом беседовала с ними.

Надя росла мечтательной, впечатлительной и несколько нервной. Она никогда не была красавицей — худенькая, невысокого роста, с тоненькими ручками и ножками, с большим ртом, она напоминала лягушонка, но очень милого лягушонка, и вызывала чувство трогательности. Несмотря на забавную внешность, было в ней своеобразное очарование. Особенно хороши были Надины глаза редкого фиалкового цвета, подобные аметистам.

С Симой они дружили с детства. Почему их дружба так крепка, многих удивляло. Грубоватая, с хитрецой Сима часто подсмеивалась над мечтательностью Нади и за глаза нашептывала подружкам, что у Надьки одни тараканы в голове. Тем не менее Надя училась на отлично, а Сима была всего лишь крепкой троечницей. К тому же добродушную Надю все любили, а Сима этим не могла похвастаться.