Людмила Мартова - Твоя примерная коварная жена

– Да, – хрипло сказал Дмитрий в трубку. – Привет, Иван. У меня тут охренеть какие новости. Ты бы приехал.

– У нас тоже охренеть какие новости, – ответил ему Бунин. – Только что пришли результаты экспертизы. При взрыве в машине Бжезинской пострадал не Олег Меркурьев. За рулем сидел один из охранников того коттеджного поселка, в котором она живет. Он и погиб.

Воронов вспомнил славное открытое лицо паренька, с которым разговаривал на въезде в поселок, и заскрипел зубами. И как только преступник уговорил его сесть в машину, которую затем взорвал?

– Что ж, – медленно сказал Дмитрий. От его лица отлила кровь, и он вдруг стал особенно собран, как боец перед атакой. – Ну что ж. Значит, теперь посостязаемся. Ты вызвал меня на бой, Василий Лукьянов. Что ж, я принимаю вызов. Я тебя найду. Обязательно найду.

1986 год

Василий Лукьянов

Что ж, вызов принят. И ничего не попишешь, из сложившейся ситуации придется как-то выпутываться.

Василий прислонился к скале – жаркой, впивающейся в его спину острыми каменистыми краями, будто обкусанными злобным солнцем, стоящим высоко в зените. Для принятия решения у него оставалось полчаса, максимум час.

Итак, какие есть варианты? Их немного, собственно говоря, всего два. Первый – уговорить Олега не сдавать его, прикрыть, а точнее говоря, покрыть. Беда только в том, что слишком честный Меркурьев никогда не пойдет на то, чтобы покрыть предательство. Второй – избавиться от боевого товарища, с которым почти год они вместе продержались в этом аду. Бессмысленном, кровавом аду, в котором перестаешь быть человеком. Перестаешь настолько, что сами черти по сравнению с тобой выглядят форменными младенцами.

Василий не был склонен к самообману. Поэтому точно знал, что человеком быть перестал уже давно. В тот самый момент, когда согласился на сотрудничество с душманами и в первый раз передал им информацию о складах с оружием. Впоследствии он делал это так часто, что даже почти перестал следить за собственной безопасностью. Поверил в то, что неуязвим. А зря.

Обидно, что его выследил именно Олег. Лучший дружбан за всю жизнь. Надежный, верный, не способный на предательство Олег Меркурьев, которого теперь оставалось либо уговорить, либо убить. Лукьянов склонялся ко второму варианту, поскольку уж если ты перестал быть человеком, то степень бесчеловечности уже не имеет ни малейшего значения. Он закурил, поскольку сухой папиросный дым помогал ему думать.

Их троих отправили в разведку. Он, Василий, точно знает, где заложены мины. Ему передали точный план заминированной дороги, чтобы, упаси аллах, не потерять ценного агента. Он может сделать так, что вся троица вернется в расположение части целой и невредимой, зато остальные, пойдя той же дорогой, обязательно попадут в расставленные сети. Погибнет человек сорок-пятьдесят. Уцелеют единицы.

Разорванные куски человеческой плоти разлетятся по ущелью, будет вонять горелым мясом, и этот запах, чуть сладковатый, тошнотворный, забьет ноздри, как мокрый снег в метель. Картина побоища предстала перед его взором во всех своих ужасающих мельчайших деталях, но своим внутренним взором он смотрел на нее спокойно, равнодушно даже. Всех этих людей ему было совсем не жалко. Вот если только Олега… Но он сам выбрал свою судьбу, только что, десять минут назад обозвав Василия предателем.

Меркурьев специально выбрал момент, когда третий их кореш, Валька Ушаков, спустился вниз ущелья набрать воды. О том, что он знает о предательстве друга, Олег говорил спокойно и обыденно, словно статью в газете читал вслух. И так же обыденно сообщил, что по возвращении в часть обязательно доложит обо всем командиру.

Черт, как получилось, что накануне вечером Олег не лег спать в пещере, в которой они устроились на ночлег, а только притворился спящим, чтобы выследить Василия при его встрече с афганским полевым командиром. Он все видел и слышал, он все сопоставил и сделал выводы. Правильные выводы, черт его подери.

Василию Лукьянову не хотелось предстать перед военным трибуналом. А альтернативой могло стать только убийство. Убийство друга. Нехорошая усмешка пробежала по его губам. Немного тонкие, они в целом не портили его открытого, мужественного лица. Простого русского лица, коих много в средней полосе России. Он знал, что ничем не примечателен, что не выделяется из толпы, и искренне считал это достоинством, а не недостатком. Начальство меньше внимания обращает, когда глазу зацепиться не за что.

Пожалуй, только ради одного дела он хотел бы быть красавцем, таким, чтобы девчонки оборачивались вслед. Он расстегнул карман гимнастерки и достал черно-белую фотокарточку, с которой задорно улыбалось милое личико, обрамленное локонами русых волос. Да. Первого друга он потерял из-за этой девчонки. Теперь вынужден потерять второго, потому что иначе потеряет свободу, а то и жизнь.

Он снова слегка улыбнулся. Все-таки причудливые круги на воде пускает судьба. Он сделал так, чтобы первый его друг-враг сел в тюрьму. А сейчас у него у самого есть все шансы загреметь за решетку, да еще и по такому малоприятному обвинению, как измена Родине. Пожалуй, нет. Так не пойдет. Значит, выход только один – избавиться от Меркурьева.

Он снова и снова прикидывал в уме, как это лучше сделать, вызывая в памяти карту минного поля. Если бы они были здесь вдвоем, то комар бы носа не подточил, но их трое, а убивать Вальку Ушакова, который постоянно треплется о том, что дома его ждет жена и маленький сынишка, как-то совсем бесчеловечно. Он не может убить без нужды, он ведь не зверь.

Перед глазами мелькнуло лицо Антохи Попова, друга-врага, гниющего сейчас в колонии где-то под Тюменью. Как он крикнул тогда на суде? Мол, свидимся еще. Пусть через пять лет, через десять, да хоть через пятьдесят отомщу… Мать опять же писала, что по поселку слухи ползут, что некрасиво поступил Лукьянов, не по-божески. Что ей теперь хоть из поселка уезжай, так совестно в глаза людям смотреть. Дура старая. Будто не знает, что стыд не дым, глаза не выест.

Нет, как ни крути, а в родной поселок после армии возвращаться совсем не тянет. А куда? Хотя, как говорит все тот же Меркурьев, страна большая. Он после своего казахского детдома на родину тоже не рвется. Сказал, вернется из армии, в военное училище будет поступать. Нравится ему в армии. И страну посмотришь, и без куска хлеба не останешься. Хорошо Меркурьеву, один как перст. Все дороги ему открыты, никто камнем на шее не виснет. О прошлом не напоминает. Мечта, а не жизнь.

Он затянулся поглубже, ошарашенный только что пришедшей в голову шальной мыслью. Да нет, это невозможно. Вообще невозможно. Хотя почему бы и нет. У Меркурьева такой же рост, такое же сложение, как у него, такое же простое, ничуть не запоминающееся лицо. В учебке их первое время даже путали постоянно. Потому что они действительно похожи. А что, это выход.